«Ну и кто теперь из нас главный?» – усмехнулся про себя Савельев.
Вслух сказал, чтобы вернуть разговор в деловое русло:
– Что, если меня замучает совесть, Дмитрий Алексеевич, и я отнесу это в полицию?
Ушаков отморозился. На его лице появилось выражение, которое Савельев принял за уважение.
– Я тебя недооценил.
Савельев расправил плечи.
– Верно, Дмитрий Алексеевич, недооценили.
С миг мужчины стояли друг напротив друг друга. Они были примерно одного роста, одной комплектации, в одинаково дорогих костюмах.
– Закрой, пожалуйста, дверь, – велел Ушаков.
«Ладно, я не гордый, закрою. Прибавлю пару сотен тонн за барские замашки», – решил Савельев про себя.
Он запер дверь на два оборота.
– Сколько? – спросил Ушаков.
Савельев сделал вид, что глубоко задумался. Ушаков смотрел на него, не отрывая глаз. Пусть помучается, президент, ёпта, мира. В голове Савельева мелькали нули. Он боялся продешевить. Но и борзеть сильно не стоило. Ушаков не олигарх, но и не простой айтишник. Миллион? Смешно, ей-Богу. Пять миллионов. Вполне реально найти. Или мало? Шесть. «У лошарика ж квартира от матери!» – осенило Савельева. Как он мог об этом забыть?! Десятку надо просить. Не меньше. Сколько стоит его двуха, чёрт, надо было заранее посмотреть.
Вика припарковалась у Лахта-центра. У неё теперь была своя машина. Не мерс, конечно, но последняя мазда тоже неплохо. Интересно, её заметят из окон? Вряд ли. Простым смертным запрещено открывать окна. А на них жалюзи. Жалко.
Вика кинула взглядом башню. Её старая работа. Ностальжи. Вспомнилась Светка, пятничные посиделки, виски с капелькой кофе в приёмной. А следом нахлынуло: иллюзии, разбитые мечты о замужестве, боль унижения. Как там, интересно, поживает Костя? Может, папаша его уже обженил на какой-нибудь полезной уродке? А как там Дмитрий Алексеевич? Уже нашёл на Викино место новую соску?
Хотелось мести.
На вертушке Вике пришлось ждать, пока новый охранник с пропитой рожей удостоверится, что её действительно вызвали в отдел кадров. Получив, наконец, пропуск, Вика столкнулась с выходящей психологичкой. Та даже не заметила Вику. Выглядела тётка неважно. Всё-таки правильно Вика поступила, что ушла из этой человековыжималки.
Поднявшись в отдел кадров, Вика подписала все необходимые бумаги. Светки не было, бухгалтерш знакомых тоже, поэтому пришлось рассказать кадровичке, как шикарно Вика на новом месте устроилась в надежде, что та разнесет про неё вести.
– А Константин Павлович в зарубежной командировке, – не без злорадства осадила кадровичка Вику на её на вопрос о Корзунове-младшем.
Кадровичка собралась наверх, к руководству, с Викиным заявлением об увольнении по собственному желанию задним числом.
– Обождите тут, Виктория, я завизирую у руководства, – велела кадровичка.
К счастью, тут вбежала какая-то малолетняя цаца с кукольным личиком. Вика её раньше не видела.
– Надежда Ивановна, тут Дмитрий Алексеевич попросил насчёт больничного для Прокофьевой.
Кадровичка хлопнула глазами.
– В смысле, больничный? Она ж только что устроилась!
Цаца пожала плечиками. Что тут скажешь.
– Распоряжение руководства. Сказал, срочно.
Вот она, новая соска, догадалась Вика. Её замена. Лет на пять моложе Вики, как минимум. Ничего так, симпатичная мордочка, фигурка и попа, все при ней. Интересно, Ушаков её трахает, или только минет?
Кадровичка зависла. Вика воспользовалась моментом. Лизнула рукой со стола свою трудовую.
– Давайте я сама у него подпишу! Занимайтесь больничным, – Вика вынула своё заявление из рук кадровички.
На миг та засомневалась. И другая тоже. Но Вика уже выскользнула, как колобок, от обеих, кто мог ей помешать навестить бывшего начальника. Возвращаться в отдел кадров она больше не собиралась. Трудовая была у неё в сумочке.
Кадровичка кинулась оформлять больничный «этой психологичке». Юля было пыталась посплетничать, ей было любопытно, как и всем, чем так ценна эта Прокофьева Дмитрию Алексеевичу? Но кадровичка была кремень.
В лифте Вика уже решила, что скажет, пока Ушаков будет визировать её заявление. Что любая женщина поймёт, когда её неумело пытается трахнуть девственник. Тридцатилетний девственник, он считает, это нормально? Она – нет. Он был худшим любовником в её жизни. Она не завидует его жёнушке, хотя та такая же фригидная рыба, как и он сам. Вот что она скажет своему бывшему начальнику. Пусть отдувается, и за себя, и за Костика.
Савельев мысленно дошёл до пятнадцати миллионов. Пятнашка, вполне разумно за сохранение такой ценной тайны. В своей паузе, превратившейся в мучительный мозговой торг, он пропустил момент, когда на его голову обрушилась тяжёлая канцелярская подставка.
Савельев повалился.
Удар оглушил его, тупой предмет не оставил на ковре следов крови. Савельев смутно осознавал, что его за плечи волокут по полу. Но не мог этому противиться.
Савельев очнулся в туалетной комнате. Глаза сошлись к переносице, не фокусировались. Савельев смутно видел перед собой начищенные ботинки Ушакова и брюки со стрелками. Те двоились, троились и расплылись окончательно. Он попытался подняться с кафельного пола. Но тошнота и головокружение усадили его обратно. Савельев понял, что ему не встать. Он с трудом поднял голову выше и увидел прямо перед собой лицо склонившегося над ним Ушакова.
В этот момент Савельев осознал, что ему не выйти отсюда живым.
Ушаков с размаху ударил его ногой под дых, и когда Савельев согнулся пополам, схватил за волосы, одним рывком подтащил к унитазу и с силой туда его окунул, другой рукой нажав кнопку смыва. Савельев вырывался из последних сил, безуспешно пытаясь сделать вдох. Он бился раненым зверем за свою ничтожную и единственную жизнь. Дикий, животный страх придал ему сил. Но тут Ушаков размахнулся с ноги и обрушил ботинок на его спину. Кажется, в позвоночнике что-то хрустнуло. Страх Ушакова перед разоблачением был не меньше страха смерти его врага. Савельев дёрнулся в конвульсии в последний раз и обмяк. Дима выпустил из руки мокрую мёртвую голову, и Савельев мешком повалился на пол.
Вика прошла через пустую приёмную и толкнула ногой дверь. Но дверь не поддалась.
Дима опустил крышку унитаза и сел, глядя на безжизненное тело. Он тяжело дышал, он был весь в поту, он зверски устал. Но он должен взять себя в руки и решить, что с этим делать дальше. Дима поднялся, подошёл к раковине, включил воду и стал тщательно мыть руки, намыливая пальцы один за другим. Пара волос Савельева накрутилась на пальцы. Отвратительно. Дима поморщился. Волосинки покрутило в раковине и унесло в сливное отверстие проточной водой. В голове прояснялось.
