От современников не укрылся и тот факт, что в интриге против Киселева Рудзевича поддержал Павел Пестель, к тому времени уже полковник и командир Вятского пехотного полка. «Злой гений Пестель требовал, чтобы Мордвинов дрался», — читаем в автобиографических записках А. О. Смирновой-Россет, племянницы сослуживца Пестеля по Вятскому полку декабриста Н. И. Лорера и доброй знакомой Киселева
.
Степень соответствия этого свидетельства истине оценить сложно: сама мемуаристка, конечно же, не имела к этой истории ровно никакого отношения. Более того, описывая дуэль, она допустила множество фактических ошибок, в частности утверждала, что секундантом Киселева был Юшневский. Но обращает на себя внимание тот факт, что в середине 1823 года резко прерывается начавшаяся еще в 1819-м доверительная переписка между Киселевым и Пестелем. Тогда же прекращается и обмен письмами Киселева с Рудзевичем, продолжавшийся с 1817 года
. Видимо, сам Киселев был уверен, что историю с Мордвиновым Рудзевич инициировал с помощью Пестеля.
И если ненависть Рудзевича к Киселеву в общем понятна, то участие в этой интриге командира Вятского полка объяснить непросто. Никаких видимых конфликтов между Пестелем и начальником штаба 2-й армии в тот период не было. Более того, Киселев к этому времени успел оказать тайному обществу немало услуг.
К середине 1823 года опасность вреда, который могла нанести заговорщикам штабная деятельность Киселева, оказалась весьма высока — намного значительнее принесенной им пользы. Даже уйдя в 1821 году из штаба, Пестель был прекрасно осведомлен о том, что происходило в Тульчине. Не укрылась от него и реакция Киселева на ревизию Абакумова. Пестель не мог не понимать, что Киселев в дальнейшем будет пристально следить за Юшневским и при первом удобном случае скомпрометирует его в глазах командующего. Этого руководитель заговора допустить никак не мог: отставка Юшневского означала немедленный крах всех надежд на организацию революционного похода на столицу.
Оказавшись перед выбором между полезным заговору, но не входящим в него Киселевым и жизненно необходимым организации, входящим в состав южной Директории Юшневским, Пестель сознательно отдает предпочтение второму и пытается убрать мешающее ему спокойно работать препятствие в лице первого. К этому следует добавить, что сам генерал-интендант, скорее всего, не был в курсе этой интриги. Юшневский, конечно же, не поддержал бы Пестеля в таком рискованном шаге; очевидно, что «деятельнейший директор» не поставил его в известность о своих планах.
Историк С. Н. Чернов отмечал, что в качестве возможного главнокомандующего революционной армией Пестель видел генерал-майора князя Сергея Волконского
. Это мнение кажется справедливым: среди южных заговорщиков Волконский был самым знатным, самым известным, имел самый большой боевой опыт. Волконский был флигель-адъютантом императора, стал генерал-майором еще в 1813 году, был едва ли не первым «по числу лет, проведенных в звании», среди всех генерал-майоров 2-й армии. Кроме того, прославленный генерал в 1812 году командовал партизанским отрядом, а в ходе кампаний 1813–1814 годов уже в составе регулярной армии принимал участие в большинстве крупнейших сражений.
Но к 1823 году князь командовал всего лишь одной из трех бригад в составе 19-й пехотной дивизии, и, конечно, его шансы легитимно возглавить армию были минимальны. Иное дело, если бы удалось убрать Киселева с должности начальника штаба. Казалось, что у Волконского есть все шансы занять его место.
Правда, император явно недолюбливал Сергея Волконского — не мог забыть его «шалости» и «дурачества» довоенных и послевоенных лет. Но в 1823 году ситуация, видимо, изменилась. В частности, во время высочайшего смотра 2-й армии осенью 1823 года оказалось, что государь доволен бригадой князя, доволен тем, что бывший гвардейский «шалун» наконец-то взялся за ум. Согласно мемуарам самого Волконского, император после смотра сказал ему: «Твоя головушка прежде сего заносилась туда, где ей не надо было бы заноситься, но теперь я убедился, что ты принялся за дело, продолжай, и мне будет приятно это в тебе оценивать»
. В приказе по армии, изданном по итогам смотра, Волконскому была объявлена высочайшая благодарность
.
Можно предположить, что Пестель решил рискнуть: если бы Волконскому удалось заменить Киселева, для штабных заговорщиков сложилась бы уникальная ситуация, когда и начальник штаба, и генерал-интендант не просто оказывались в курсе существования заговора, но были бы его руководителями. И тогда именно Волконский мог бы повести армию на столицу — популярности и опыта ему было не занимать.
По справедливому замечанию исследователя Я. А. Гордина, «в данном случае столкновение двух генералов (Киселева и Мордвинова. — О. К.) было лишь острием большой борьбы — борьбы, в конечном счете, за власть над 2-й армией, а власть над 2-й армией была могучим фактором во всеимперской политической игре, ставка в которой была головокружительно высока»
.
Интрига против Киселева закончилась ничем, если не считать смерти Мордвинова. Император, согласно мемуарам Басаргина, известил Киселева, «что вполне оправдывает его поступок и делает одно только замечание, что гораздо бы лучше было, если бы поединок был за границей»
.
1823 год прошел для Пестеля и Юшневского под знаком подготовки вооруженного выступления. И эта подготовка, и последовавшая затем дуэль Киселева с Мордвиновым потребовали от руководителей заговора максимального напряжения сил. Следующий, 1824-й — это, судя по документам, время, когда их активность в штабе явно пошла на спад. Более того, и в заговоре, и в штабе 2-й армии обоих директоров Южного общества начали преследовать неудачи, во многом явившиеся следствием их предшествующей слишком активной деятельности.
Пятнадцатого апреля 1824 года главнокомандующий Витгенштейн уехал в «дозволенный отпуск», из которого вернулся только 5 октября
. Обязанности командующего во время его отсутствия исполнял корпусный командир генерал-лейтенант Иван Васильевич Сабанеев. В отпуске был и Киселев, оправданный царем в дуэльной истории: он побывал в Петербурге, где виделся с императором, потом уехал за границу.
Воспользовавшись отсутствием первых лиц в армейском штабе, в отпуск отправился и Пестель. Его не было в армии с 1 февраля по 29 июля 1824 года
. В марте он приехал в Петербург, чтобы лично установить контакт с лидерами Северного общества, договориться о слиянии и совместном выступлении. Начались, так сказать, вторые Петербургские, на сей раз объединительные, совещания декабристов.
Эти совещания неоднократно попадали в поле зрения исследователей движения
. С выводом М. В. Нечкиной: «Петербургские совещания 1824 года явились вехой крупнейшего значения во всём движении декабристов» — невозможно спорить. Но нельзя согласиться с другим ее утверждением: что итоги этих совещаний «надо признать весьма значительными»
. Совещания закончились полным провалом, и это было самое серьезное поражение Пестеля за все годы его пребывания в заговоре.
Объединение обществ не состоялось — во многом потому, что участники Северного общества «опасались честолюбивых… видов, или стремления к диктаторству» со стороны Пестеля. При этом самому Пестелю пришлось выслушать много нелестных слов о собственных методах руководства заговором на юге, о навязывании южным заговорщикам своего «диктаторства», требовании от них «слепого повиновения»
.
