Правда, на середине второй банки он сломался. Не доел, хоть и очень хотелось, ибо вырубило его. Будто предохранитель сгорел. Бах – и темнота навалилась. Бывает такое, когда измотанному организму становится все пофигу. Главное – восстановиться, потому что если нет, то сгорит не предохранитель, а мотор, что чревато гибелью всей биологической машины.
…А потом что-то больно резануло по полузакрытым глазам, и Томпсон проснулся. Ну да, первый луч восходящего солнца, пробившийся из-за свинцовых туч, просто обязан был найти его лицо и по нему проехаться – типа, ишь ты, развалился тут. Вставай давай, у тебя ведь важное задание найти не пойми кого и убить незнамо за что.
Странно, но за те несколько часов, что Джек поспал, силы к нему вернулись. Не сказать, что на сто процентов – ноги еще ныли, да и голова гудела, – но на восемьдесят точно. А когда он тушенку из полупустой банки доел, то понял, что вполне может идти. Только вот вопрос – куда? Хотя какая разница, если понятия не имеешь где искать того Снайпера. При таком раскладе в какую сторону ни пойди – не ошибешься.
Ну, он и пошел раскисшей тропинкой, протоптанной от холма торговца, мимо старой заброшенной деревни к покосившимся деревянным телеграфным столбам, которые в глубинке любой страны порой все еще ставят вдоль асфальтовых дорог.
Он прошел около километра и уже видел то шоссе, на обочине которого замер старый грузовик с искореженной и обожженной кабиной. То ли молния в него ударила, то ли из базуки по нему стрельнули – непонятно, но теперь-то какая разница? И так ясно, что водителю и пассажирам грузовика сильно не поздоровилось. Правда, непонятно было, как давно случилась трагедия.
Томпсон подошел поближе и понял – похоже, недавно.
Возле грузовика, скрючившись, лежал человек в грязной одежде. Труп? А может, живой?
Инстинкты полицейского, прививавшиеся годами, никуда не делись. Джек подошел, наклонился над раненым, положил пальцы на шею. Пульс вроде есть.
– Ап… течку… – еле слышно прохрипел человек.
– Что вы говорить? – не понял Джек, наклоняясь еще ниже.
– Дай… ап… течку…
Томпсон не настолько хорошо знал русский, чтобы понимать слова, произнесенные по слогам.
– Я не понимай вам, – огорченно сказал он, становясь на одно колено, чтобы лучше слышать раненого. – Чем я мочь помочь?
Внезапно небритое лицо лежащего исказила неприятная усмешка. Его рука, прикрытая полой куртки, метнулась из-под нее, словно змея…
Томпсон понял – ему не уйти от удара ножа, направленного ему прямо в сердце. Слишком низко он наклонился, и пистолет, лежащий в кармане, его не спасет. Оружие хороший помощник, когда оно удобно лежит в руке и готово к работе. Во всех остальных случаях это бесполезная железка.
И когда острая боль рванула грудь Джека, он принял это спокойно. Что ж, во всем есть свои плюсы. Он не смог вернуть к жизни жену и дочь, зато теперь он уж точно воссоединится с ними в лучшем из миров…
Но смерть почему-то не наступала. Никто в снежно-белых одеждах не спускался за ним на крыльях, и вместо райской музыки было слышно лишь, как какая-то тварь мерзко и заунывно воет на болоте.
Томпсон удивленно перевел взгляд вниз – и замер, как это бывает с любым человеком, который увидел нечто необъяснимое.
Псевдоумирающий лежал на спине, а из его левого глаза торчала черная рукоять тонкого, изящного кинжала, увенчанная знакомой пятиконечной звездой.
– Как это? – не веря своим глазам, спросил Томпсон на совершенно правильном русском.
Но Зона молчала. Даже неведомая мразь на болоте заткнулась. Тишина. Ни ветерка, ни шороха. Лишь из небольшого разреза на куртке полицейского неторопливо так вытекали тяжелые капли крови и размеренно падали вниз, окрашивая в вишневый цвет неестественно серые травинки.
Томпсон, еще не отойдя от шока, расстегнул свою куртку, потом рубашку, на которой расплывалось кровавое пятно…
На груди у него зиял небольшой продолговатый разрез, из которого вниз свешивались четыре звена тоненькой цепочки. Джек машинально взялся за них пальцами, потянул – и вытащил наружу окровавленный обрывок цепи, на которую он в свое время лично подвесил амулет, много лет назад подаренный ему русским милиционером.
– Ты был во мне, да? – потерянно спросил Томпсон на своем родном языке, глядя на кинжал в глазу мертвеца. – Все это время после того, как меня ударили в баре. Я же умер, ведь правда? Иначе бы меня просто добили. А потом, когда они выбросили труп в Зону, ты запустил мне сердце, ведь так? И сейчас снова спас меня от смерти. Зачем? Объясни, мать твою, за каким дьяволом я тебе нужен?
Но, видимо, черный кинжал не знал английского. А может, просто не умел разговаривать так, чтобы его понимали люди. Поэтому он просто продолжал торчать в черепе убитого им человека – и, похоже, удивительному оружию это нравилось. Потому что лужица крови, скопившаяся в глазнице мертвеца, довольно быстро уменьшалась, словно клинок кинжала впитывал ее в себя, – и оттого с каждым мгновением блеск красных камней, украшавших звезду, становился все ярче и насыщеннее.
Томпсон протер глаза, но видение не исчезло – вероятно, потому, что все это происходило наяву. Полицейский мучительно пытался осознать происходящее, но никакого логического объяснения увиденному на ум не приходило.
Правда, закономерное в такой ситуации состояние растерянности длилось недолго. Джек много чего видел за годы службы, и убивать ему приходилось не раз, потому еще один мертвец не мог надолго вывести его из равновесия, пусть даже убитый столь странным и необычным способом. Томпсон взялся за рукоять кинжала, потянул…
Пришлось приложить значительное усилие, чтобы клинок вышел из раны – то ли пробил череп насквозь и застрял в затылочной кости, то ли просто не хотел покидать сытное место. Почему-то второе объяснение показалось Джеку более логичным, чем первое. Странное ощущение. Он сжимал в руке тонкую рукоять и словно слышал сейчас, о чем размышляет это удивительное оружие.
– Бред какой-то, – сказал полицейский. – Сам все придумал и теперь себе голову морочишь.
С этими словами он сунул кинжал за голенище кирзача и обыскал труп. Дело привычное, не раз приходилось подобным на работе заниматься.
Результатом обыска стал еще один изрядно потертый пистолет Макарова в кожаной кобуре, запасной магазин к нему, мятая пачка сигарет, дешевая китайская зажигалка, тощая пачка странного вида купюр с нарисованной отрезанной головой и какой-то довольно тяжелый контейнер, который Томпсон снял с пояса мертвеца. Хммм, что бы это могло быть? И как оно открывается?
– Стоять, сучара! – прокуренным голосом проревел кто-то со стороны дороги. Следом раздался выстрел – и одновременно Томпсона словно молотком по голове долбануло…
Правда, к счастью, пуля лишь сорвала кожу чуть выше брови. По щеке потекло горячее, но это не помешало полицейскому рефлекторно отреагировать. Дома в тире он много из чего стрелял, в том числе из Walther PP – и трофейный пистолет в его руке был очень похож на своего немецкого собрата. Поэтому Томпсон, прыгнув в сторону, в полете щелкнул предохранителем, упав, дернул на себя затвор, и, лежа на боку, выстрелил, целясь в темный силуэт, стремительно к нему приближающийся.
