По словам очевидцев, глаза Теда ничего не выражали. Возможно, результат долгой бессонницы или больших доз успокоительных. Или, может быть, потому, что он больше ни на что не надеялся и ничего больше не ожидал. Он посмотрел сквозь плексигласовую перегородку на двенадцать свидетелей, сидевших в черно-белых креслах. Узнал ли он их? Вряд ли. Некоторые ему были вообще неизвестны, других он не видел много лет. Среди них был детектив из Таллахасси Дон Пэтчен, были также Боб Декле и Джерри Блэр. Был там и Кен Робинсон, обнаруживший останки Кимберли Лич.
Ничего не выражающий взгляд Теда остановился на Джиме Коулмене и достопочтенном Лоуренсе, и он кивнул.
– Джим… Фред, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы вы передали моей семье и друзьям, что я их очень люблю.
Бартону нужно было сделать еще один звонок. Он позвонил губернатору Мартинесу с телефона, находившегося там же, внутри «комнаты смерти». С непроницаемым выражением лица Бартон кивнул палачу в черном колпаке.
Никому не известно, кто исполнял обязанности палача, но один из свидетелей обратил внимание на густые загнутые ресницы. «Я думаю, это была женщина», – сказал он.
Я смотрела на телеэкран в Сан-Франциско. Освещение вокруг тюрьмы вновь почти погасло. Еще раз.
Затем какая-то плохо различимая фигура появилась в зеленом здании и широкими движениями помахала белым платком.
Это был сигнал, означавший, что Тед мертв.
Было 7:16 утра.
Откуда-то из-за тюрьмы медленно выехал белый катафалк. Толпы разразились приветственными возгласами и радостным свистом, глядя, как он набирает скорость. Власти боялись, что толпа может остановить и перевернуть его. Билл Фрейкс из «Майами Геральд» заснял это, – тот самый фотограф, которому удалось сделать единственный снимок Теда Банди, утратившего контроль над собой. Та фотография была сделана на процессе по делу Лич девятью годами ранее. Тогда Тед решил покинуть зал суда, но ему преградили дорогу, и внезапно его охватила неописуемая ярость. Это был Тед, потерявший контроль, тот Тед, которого видели его жертвы. Я всегда использую слайд с тем снимком в завершении своих семинаров, и у слушателей всякий раз перехватывает дыхание.
Но Тед Банди, прошедший к электрическому стулу сам, без всякого принуждения, полностью контролировал себя. Он умер так, как должен был умереть: не позволив присутствующим увидеть его страх.
Я полетела обратно в Сиэтл со съемочной группой «20/20» и в течение следующих двенадцати часов без перерыва на сон давала радио- и телеинтервью. Повсюду, куда бы я ни приходила, я видела видеозапись разговора Теда с доктором Джеймсом Добсоном. На этой видеозаписи Тед с желтовато-бледным утомленным морщинистым лицом с серьезным видом сообщал Добсону, что все его преступления вызваны порнографией и алкоголем.
Эта видеозапись преследовала две цели. Доктор Добсон полагал, что грязные картинки и выпивка подталкивали серийных убийц к совершению преступлений, и он добился того, что «главный» серийный убийца публично подтвердил его теорию. А Теду хотелось оставить некое наследство, которое бы состояло из его собственной мудрости и вины всего остального человечества. Он виновен – да, он этого не отрицает, но мы гораздо виновнее, потому что мы разрешаем продавать порнографию. Мы проходим мимо киосков и не требуем, чтобы подобная грязная литература немедленно конфисковалась и запрещалась. Каким бы усталым ни был Тед, говорил он превосходно, убедительно и самокритично. Он опускал голову и устремлял резкий взгляд в камеру, отвечая на вопрос Добсона о том, что случилось с ним.
– Это весьма актуальный вопрос… вопрос, над которым люди гораздо умнее меня будут размышлять еще много-много лет…
Тед демонстрировал располагающее смирение, говоря, что он не эксперт. И это говорил тот самый человек, который заявлял мне, Кеппелу, Арту Норману, Биллу Хагмайеру и многим другим, кто был готов слушать, что он и только он может давать экспертную оценку по проблеме серийных убийств и психопатологии. В данном же случае в беседе с Добсоном он просто осторожно и скромно высказывал свое мнение:
– Вот что я хочу донести до всех слушающих меня – то, что будучи маленьким мальчиком, лет двенадцати-тринадцати, я столкнулся не дома, а в местной бакалейной лавке и в местной аптеке с «мягкой» порнографией, с тем, что люди обычно так называют. Я полагаю, я рассказал вам прошлым вечером, доктор Добсон, короткую историю о том, как мы, подростки, рыскали по задним улицам и переулкам нашего района, где люди частенько выбрасывали всякий мусор… И время от времени мы натыкались на порнографические книжки «жесткого» характера… с более очевидным содержанием. Среди них были и журналы с детективными историями.
В беседе, которую направлял Добсон, Тед признавался в своей предполагаемой зависимости от порнографии, в том, что его личность была деформирована печатными материалами, в которых содержались сцены насилия, в том числе сексуального.
Слова Теда звучали весьма убедительно: изможденный, кающийся и готовый вот-вот умереть человек – тем не менее стремящийся предупредить мир о грозящей ему опасности.
Мне бы очень хотелось поверить, что мотивы Теда были вполне альтруистическими. Но все, что я могла увидеть в записи Добсона, была все та же извечная попытка Теда Банди манипулировать окружающими. Следствием этой видеозаписи должно было стать перекладывание груза ответственности за его преступления с него на нас самих.
Я не думаю, что порнография повинна в том, что Тед Банди убил тридцать шесть, сотню или три сотни женщин. Я абсолютно убеждена, что он постепенно стал зависим не от порнографии, а от той власти над людьми, которой его наделяли его преступления. И я думаю, что он очень хотел, чтобы мы постоянно говорили о нем, обсуждали его слова. И в этом смысле Тед своего добился – и добился блестяще.
Однако невозможно скрыть самый очевидный и грубый факт: Тед Банди был лжецом. Он лгал всю свою жизнь, и я уверена, он лгал до самого конца. Он говорил Добсону о том, как натыкался на детективные журналы, с какой жадностью читал их, «подкрепляя свои фантазии». Вчера я случайно обнаружила письмо Теда, которое он послал ровно за двенадцать лет до своей смерти. На нем стоит дата 25 января 1977 года.
Я писала ему, что подготовила статью о «Теде» для журнала «Настоящий детектив».
«Я не был ни удивлен, ни разочарован сообщением о рассказе для детективного журнала, – писал он мне в ответ. – Я предполагал, что подобные истории появятся, но в случае с читательской аудиторией детективных журналов лучше использовать слово «просочатся». Я надеюсь, что не оскорбил тебя, и я вовсе не намерен осмеивать детективные издания, но кто в самом деле читает такую литературу?! Возможно, я вел слишком уединенную жизнь, но тем не менее никогда не покупал подобных журналов, и открывал их я один или два раза в Центре психологической поддержки в тот вечер, когда ты принесла несколько номеров, чтобы показать свои статьи. Откровенно говоря, я никогда не встречал никого, кто подписывался на подобные журналы или регулярно их читал. С другой стороны, я, конечно, никак не подхожу под твой образ типичного американца… Если бы статья была опубликована в «Тайм», «Денвер Пост», «Сиэтл Таймс» или даже в «Нэшнл Инквайер», она бы наверное меня заинтересовала…»
