Однажды вечером позапрошлым летом в теплый июльский день Гатвик Мэтью Патил, Миррен Синклер Шеффилд и Джонатан Синклер Деннис погибли в пожаре, который, как принято считать, начался от вспыхнувшего в прихожей бензина для моторной лодки – вылился из канистры, перевернувшейся в прихожей. Дом сгорел дотла еще до того, как пожарные из ближайших поселков прибыли на место происшествия.
Каденс Синклер Истман присутствовала на острове во время пожара, но не замечала его, пока тот не разгорелся. Пламя помешало ей пробраться в здание, когда она поняла, что внутри были заперты люди и животные. Пытаясь спасти их, девушка получила ожоги на руках и ногах. Затем она побежала к другому дому на острове и вызвала пожарных.
Когда помощь прибыла, мисс Истман была найдена на маленьком пляже, она лежала, прижав ноги к груди, наполовину в воде. Она была не в состоянии отвечать на вопросы о произошедшем и, казалось, перенесла черепно-мозговую травму. В последующие дни после несчастного случая ей долгое время пришлось принимать успокоительное.
Гаррис Синклер, владелец острова, отказался от формального расследования источника пожара. Бóльшая часть деревьев была уничтожена.
Похороны Гатвика Мэтью Патила, Миррен Синклер Шеффилд и Джонатана Синклера Денниса прошли в их родных городах: Кембридже и Нью-Йорке.
Каденс Синклер Истман не смогла присутствовать по причине плохого самочувствия.
Следующим летом семья Синклеров вернулась на остров Бичвуд. Они были не в себе. Они горевали. Много пили.
Затем построили новый дом на старом пепелище.
У Каденс Синклер Истман не осталось воспоминаний о подробностях, касающихся пожара. Ее ожоги быстро прошли, но девушка страдает парциальной амнезией в отношении событий предыдущего лета. Она убеждена, что повредила голову во время плавания. Доктора предполагают, что ее мучительные головные боли были спровоцированы неосознанным горем и чувством вины. Ей прописали сильные лекарства; состояние мисс Истман было чрезвычайно нестабильным как в физическом, так и психическом смысле.
Те же доктора посоветовали матери девочки перестать рассказывать ей о трагедии, если та не может вспомнить сама. Ежедневные рассказы о ее травме плохо влияют на здоровье девушки. Пускай она сама все вспомнит, в свое время. Ей не стоит возвращаться на Бичвуд, пока не пройдет достаточно времени и она более-менее восстановится. На самом деле необходимо принять все возможные меры, чтобы не пускать ее на остров на следующий год после несчастного случая.
Каденс выказала тревожное желание избавиться от всего своего имущества, даже от сентиментальных вещиц, словно наказывала себя за прошлые грехи. Она покрасила волосы в черный цвет и стала крайне просто одеваться. Ее мать ходила на психологическую консультацию на тему поведения дочери, и ей ответили, что это нормальное проявление горя.
Через год после несчастного случая семья начала постепенно приходить в себя. Каденс снова посещала школу после долгого отсутствия. В конце концов девушка изъявила желание поехать на Бичвуд. Доктора и остальные члены семьи согласились: ей это может пойти на пользу.
Возможно, на острове она пойдет на поправку.
81
Помните, главное – не попасть себе на ноги. Или на одежду. Намочите ящики с бельем, полотенца, полы, книги и кровати.
Помните, надо ставить канистры подальше от огня.
Убедитесь, что огонь как следует разгорелся. Затем бегите. Воспользуйтесь кухонной лестницей и выйдите через прихожую.
Не забудьте забрать канистры и отнести их в сарай.
Увидимся уже в Каддлдауне. Мы бросим нашу одежду в стиральную машину, переоденемся, посмотрим на пожар и вызовем охрану.
Это были мои последние слова всем им. Джонни и Миррен пошли на верхние два этажа Клермонта, неся канистры с бензином и сумки со старыми газетами для розжига.
Я поцеловала Гата, прежде чем он спустился в подвал.
– Увидимся в лучшем мире, – сказал он мне, и я засмеялась.
Мы были слегка пьяны. Выпили остатки вина тетушек, как только те покинули остров. Алкоголь вызвал у меня чувство власти, пока я стояла одна на кухне. А затем головокружение и легкую тошноту.
В доме было холодно. Казалось, он заслуживал того, чтобы погибнуть. Он полнился предметами, из-за которых тетушки ссорились. Дорогие картины, фарфоровые сервизы, фотографии. Все они разожгли ярость в семье. Я ударила кулаком по фотографии в рамочке, на них маленькие мама, Кэрри и Бесс улыбались в камеру. Стекло рамки разбилось, и я попятилась назад.
Вино вскружило мне голову. Я была к нему непривычна.
С канистрой в одной руке и газетами в другой я решила покончить с этим делом как можно быстрее. Сначала я облила кухню, затем кладовую. Потом перешла в столовую и начала обливать диваны в гостиной, когда поняла, что должна была начать с другого конца, подальше от двери в прихожую. Это был наш выход. Мне стоило облить кухню последней, чтобы выбежать, не намочив ноги бензином.
Вот дура.
Главная дверь, выходящая из гостиной на переднее крыльцо, уже была облита, но еще оставалась небольшая задняя дверь. Она была за кабинетом дедушки и вела на тропинку к дому прислуги. Я воспользуюсь ей.
Я облила часть коридора и мастерскую, чувствуя приступ сожаления из-за того, что собиралась испортить бабушкину коллекцию тканей и разноцветной пряжи. Ей бы, мягко говоря, это не понравилось. Она любила свои ткани, старую швейную машинку и очаровательные безделушки.
И снова дура. Я намочила свои сандалии бензином.
Ладно. Главное – не нервничать. Я останусь в них, пока не закончу, а когда выбегу наружу, кину в огонь.
В кабинете дедушки я встала на стол, обрызгивая полки до потолка, держа канистру с бензином подальше от себя. Оставалось еще много бензина, и это была моя последняя комната, потому я не жалела его на книги.
Затем я намочила пол, сделала из газет кучу и вышла в небольшой холл, ведущий к задней двери. Сняла сандалии и кинула их в стопку журналов. Затем ступила на сухой пол и опустила канистру. Достала спичку из кармана джинсов и подожгла рулон бумажных салфеток.
Я кинула их в кучку мусора и смотрела, как он загорелся. Огонь перешел на бумагу и разросся, поднялся столп пламени. Через двойные двери кабинета я увидела, как линия огня метнулась в коридор с одной стороны и в гостиную с другой. Загорелся диван.
Затем полки передо мной воспламенились, пропитавшаяся бензином бумага горела быстрее всего. Внезапно загорелся потолок. Я не могла отвернуться. Пламя было ужасающим. Неземным.
Тут кто-то закричал.
А затем еще кто-то.
Звук шел из комнаты надо мной, из спальни. Джонни работал на втором этаже. Я подожгла кабинет, а он разгорался быстрее всего. Огонь подымался, а Джонни еще не ушел.
О нет, о нет, о нет! Я кинулась к задней двери, но обнаружила, что та была закрыта на тяжелый засов. Мои руки были скользкими от бензина. Металл уже нагрелся. Я повернула замок – раз, два, три, – но что-то пошло не так, и дверь заклинило.
