Маша практически не дышит. И не сопротивляется. А я уже с трудом сдерживаюсь. Ее запах проникает в меня, дурманя мою голову. А хрупкое тело в моих руках вызывает давно забытые воспоминания, о которых я даже не смел мечтать.
Я склоняю голову и прижимаюсь губами к ее шее. Кожа теплая, бархатистая и слишком притягательная. Маша в ответ судорожно сжимает мою руку своей маленькой ладошкой, и я воспринимаю этот жест, как согласие. Моя язык скользит по ее шее вверх, и от наслаждения у меня немеют руки и ноги. А в жилах загорается такой огонь, что кроме Маши, его вряд ли кто-то потушит. Я ласкаю ее, задыхаясь от удовольствия и не верю, что прикасаюсь к ней. Вот так откровенно и по-собственнически.
— Не надо, прошу тебя, — шепчет Маша.
Я отрываюсь и вижу как ее руки покрыты мурашками. От осознания, что ей нравятся мои прикосновения, у меня планку срывает.
— Ты же тоже этого хочешь, — выдыхаю шумно и не могу справиться со своими эмоциями.
— Да ни за что на свете, — Маша пользуется моей расслабленностью и резко развернувшись, влепляет мне пощечину. Слабую и смазанную. Опыта в рукоприкладстве у нее точно нет.
А меня это злит и заводит. Зачем она врет? Я же вижу, как ее тело откликнулось на меня. Неужели играет?
— Любишь пожестче?
Я подхватываю ее за ягодицы, а потом несу к кровати. Красиво, как в фильмах, мне уложить Савельеву не удалось, потому что она начала сопротивляться и брыкаться в моих руках.
— Какого черта, Торопов? Ты совсем охренел? — возмущенно кричит Маша.
А я сажаю ее на край кровати и заглядываю в ее глаза.
Маша злится.
— Ты же, как и я, хочешь этого!
— Ты с ума сошел? — она разъяренно смотрит на меня снизу вверх.
Я не хотел ее принуждать. Я просто уверен, что она тоже хочет меня. Просто чувствую, что я в своем желании не один. Но руки распускать не собираюсь. Просто не знаю, как уйти и оставить ее одну.
Сажусь на колени на пол, и одной рукой опрокинув ее на кровать, второй закидываю ее ногу к себе на плечо. Маша вырывается, но по сравнению со мной она слишком слаба. Я прижимаюсь губами к тонкому капрону около ее колена и вывожу языком узоры на ее ноге. Маша сдавленно вздыхает, а я оставляю влажную дорожку вверх до самого окончания чулок. Мать твою! Она носит чулки!
Ее платье задирается, а раздвинутые ноги открывают мне обзор на красные кружевные трусики. Я в этот момент потерял рассудок.
Чем выше мой рот, тем спокойнее становится Маша. Она замирает в моих руках, а я больше не сдерживаюсь. Прижимаюсь к ее трусикам губами и тяну тонкую ткань зубами на себя.
— Остановись, пожалуйста, — жалобно стонет Маша.
А я не могу. Ее кожа, ее запах сводят меня с ума. Я ласкаю ее языком там, между ног прямо через трусики, заставляя выгибаться мне навстречу.
Я настолько хочу ее, что растворяюсь в ней. А Маше удается вырваться. Она отползает от меня по кровати и встает на ноги с другой стороны кровати. Ее глаза расширены, дыхание сбито, волосы растрепаны, и я понимаю, что никуда ее не отпущу.
— Ты дебил, Торопов! Ты что творишь? — кричит Маша, задыхаясь и судорожно натягивая свое платье на бедра.
— Хочу тебя, — я жму плечами, — так же как, и ты меня!
— Да с кем угодно, но только не с тобой!
Для меня ее слова, как красная тряпка. Я превращаюсь в безумца на ее глазах. Неужели она не видит, что делает со мной? Потому что стала бесчувственной и продуманной стервой? Потому что научилась играть во взрослые игры?
Если минуту назад я хотел ее по-настоящему. Хотел открыть свою израненную душу. То сейчас все изменилось. Я ненавидел в ней ее притягательность, сексуальность. Ее невинность в глазах. Ненавидел за то, что она теперь с Котовым, а может еще с кем-то. Я просто хотел ее. До чертиков. До умопомрачения.
— И со мной тоже, Савельева!
Маша, качает головой, и бежит к двери, но выйти не успевает. Я припечатываю Савельеву своим телом к холодному дереву. Ее тело идеально сочетается с моим. Все изгибы заполняют пустоту, и мы с ней в это минуту одно целое.
Мы оба изранены. Мы оба ненавидим друг друга. Но еще можем и спасти.
Один раз, и я ее забуду, клянусь мысленно себе. Один раз — ведь для нее это ничего не будет значить, а я смогу двигаться дальше. Смогу выкинуть из головы. Только удовлетворю свое слишком долгое воздержание от Маши Савельевой и уйду. И по-другому не могу. Иначе окончательно свихнусь.
20
Маша
Он стал для меня всем. Мучительной болью, всепоглощающим отчаянием и спасительной надеждой. За эти три недели Торопов сумел разворошить мою наспех заштопанную душу и забраться во все уголочки моего сознания. Я его ненавидела, боялась и ждала. Ругала себя, стискивала зубы, сжимала кулачки и проваливалась с головой в его равнодушие.
После встречи в лифте Влад больше не делал попыток сблизиться. Он вообще игнорировал меня. Просто не замечал. Он со своими партнерами появлялся в нашем офисе почти каждый день. И меня трясло каждый раз перед встречей. Трясло так, что я не могла сосредоточиться на работе. У меня все валилось из рук. А он заходил, проходил на диван и равнодушно ждал встречи с Котовым. Ни одного взгляда, ни одного движения в мою сторону, ни одной эмоции. Ничего. Только холодное равнодушие. А я истязала себя. Смотрела на него и боялась выдохнуть. А через пару дней поняла, что жду его. Дрожу и наслаждаюсь этим страхом. Страхом увидеть его.
— Маш, я жду объяснений. Что там у тебя с Тороповым? — сразу же начал с вопросов Леша после обеда в ресторане с ребятами из «Висмарт Сервис».
— У меня ничего с ним нет.
Чтобы не происходила сейчас, делиться общим прошлым с Тороповым я не собиралась ни с кем.
— Конечно, нет. Только он меня чуть по стенке не размазал из-за того, что ты не будешь меня сопровождать. При чем одним взглядом.
— Вот у него и спроси.
— Значит, не будешь рассказывать?
— Нет.
— Он тебя обидел? — не отставал Котов.
— Леш, он меня не обидел. У нас с ним есть общее прошлое. Но это закрытая книга уже давно.
Леша сверлил меня пытливым взглядом, а злилась. Мало мне тут нервотрепки с присутствием Влада, так еще Леша решил покопаться в мое белье.
— Ладно. Если что, ты знаешь кому жаловаться, — он показал на себя пальцем, и ушел, а я с облегчением выдохнула.
Я, конечно, благодарна Леше за беспокойства, но поделиться своими переживаниями не могу. Это выше меня. Мне сложно об думать, не то, чтобы говорить. А при появлении Торопова я вообще не могу себя контролировать. И сердце колотиться, и во рту пересыхает, и руки трясутся.
Со временем я немного привыкла и перестала внутренне вздрагивать при его появлении. И это радовало. А когда, он мило, улыбаясь уводил Маргариту из приемной, я вообще готова была кинуть им вслед дырокол или ножницы. Но держалась. И злилась. Сама не знала почему, но было так обидно. И я напоминала себе, как я его ненавижу и как хорошо, что больше не интересую его. Но эта мантра действовала недолго. Я снова вспоминала его глаза, улыбку. Он весь был подтянут, накачан и просто притягателен. С взъерошенными волосами и в дорогих брендах. Уверена, я не одна тут обращала внимания на Торопова. Но очень старалась не показать своего интереса.
