- Я ее в такси посадил и отправил домой. А тебя сидел и ждал. Знал, что ты прибежишь.
- Я ее люблю, - слова сами срываются с моих губ.
Мне сразу же становится легче. Я даже перестаю чувствовать боль после ударов Матвея.
- Я рад за тебя до жопы. Только почему это слышу я, а не Даша?
- Потому что я дурак. Влюбленный дурак.
- Дурак – это слабо сказано. На хера ж ты влюбленный дурак так обидел девчонку?
- Приревновал, - я морщусь от воспоминания той злосчастной фотки. - На фото увидел ее с каким-то мудаком. И крышу совсем снесло.
- Да ты прямо Отелло!
Матвей рассказывает про вечеринку, на которой побывала Даша. И откуда ноги растут у этой фотки. Найду урода, ноги ему вырву.
Мы сидим на полу, оба с избитыми лицами, и Соколов снова разливает вискарь по стаканам.
- Я дебил, - и снова виски до дна, - я реально думал, что все пиздец. Пошла по рукам. И с тобой тоже.
Соколов ржет. А потом тоже глушит виски и с серьезной рожей выдает:
- Я ее больше, чем ты знаю. И если бы хотел, то еще у Игнатова бы увел. Просто она другая. У нее нет того, что есть у тебя. Она не избалована, и просто оказалась не в том месте не в то время. А вам всем срать. Хер с ним, с Игнатовым. Но ты, не лучше его. Ты ж не привык себе ни в чем отказывать. Можно, приревновать и унизить. Это ж как два пальца. У нее, блядь, даже брата нет, чтобы тебе, придурку, морду набить. Так что извиняться не буду.
- Что мне делать-то теперь?
- Я не знаю. Думаю, ты ее сильно обидел и вряд ли она тебя сейчас захочет видеть.
- Матвей, блядь! Мне хреново без нее!
- Чего, Матвей-то сразу! Радуйся, что я не такой говнюк, как ты и твоя Даша сейчас спит дома, а не в моей постели!
С моих губ срывается полустон-полурык. Я злюсь на себя и очень хочу увидеть Дашу. И я готов сорваться к ней в эту же минуту, но не могу даже встать. Потому что пьян. Да и Соколов неплохо мне нахлобучил.
- Дай ей время.
- Я уже давал!
- А теперь по-настоящему. В любом случае, если ты к ней сейчас заявишься и даже если будешь ползать на коленях – она тебя не простит. Ты ее, как девушку обидел. Задел ее женскую гордость, и что бы ты сейчас не делал, она будет твердить, что ненавидит тебя.
- А если правда ненавидит?
- Не думаю. Она в клуб к тебе пришла. Или за тобой. Но теперь это не имеет значение. Дай ей время пережить эту обиду. Пусть поймет, действительно ты ей нужен или просто блажь.
- Ага, и дать ей время надумать хрен знает, что и умотать отсюда. И потом ищи ветра в поле.
- Это мой совет, и ты можешь забить на него. Делай, как знаешь.
В словах Соколова есть доля правды. Но принимать какие-то решения сейчас я не в состоянии. И, выпив еще виски, с трудом добираюсь до дивана и засыпаю.
А утром башка трещит так, словно сто дятлов долбит по ней одновременно. Во рту сухо, как в пустыне и гадливо. Как будто я не алкоголь пил, а падаль какую-то жрал. На лице не двигался не один мускул, словно мне его облепили глиной, а если пытался поморщиться, то простреливала адская боль, которая в сто крат усиливала головную боль.
Соколов спит, и я хотел свалить по-тихому, но не смог. Забрался в душ и стоял под холодной водой до тех пор, пока кожа не начала неметь. Чем больше я приходил в себя, тем хуже становилось. Не физически. Морально.
Я никогда не считал себя правильным парнем, но границы разумного никогда не переходил. Мне давали, я брал. И никогда не думал о последствиях. Никогда не парился о чувствах тех, с кем спал. Просто никому ничего не обещал.
А теперь хотел обещать, хотел на руках носить, хотел дышать в унисон и просто любить, но сам все испортил. Ведь все было отлично. Пока не увидел эту фотку. Я понимал, что повод смешной, но я никогда не любил никого до Даши и никогда не сталкивался с ревностью. Это, конечно, не оправдание моему поведению, и я очень жалел о своей вчерашней выходке, но хотя бы признаюсь, что мне трудно справиться с нахлынувшими чувствами.
Я влюбился. До одури. Наверное, с первого взгляда. Только понял, когда обидел, а потом потерял. Для меня это чувство ново и неизведанно. Но, слава богу, не пугает. Я уверен, что это по-настоящему и навсегда. Даша – моя вторая половинка, и я никому ее не отдам. Главное, чтобы она меня простила, а дальше я из кожи вон вылезу, но сделаю ее самой счастливой. Теперь оставался вопрос, как вымолить у нее прощение.
Взглянув на себя в зеркале, я выпал в осадок. Почти все лицо в ссадинах и синяках. Меня родная мать не узнает. В таком виде ехать к Даше вообще не вариант. Хотя я так хотел ее увидеть, что было наплевать на свой внешний вид.
Пока изучал себя в душе, Соколов проснулся и приготовил кофе. Его лицо тоже сверкало, как новогодняя елка, но до моего великолепия ему было далеко. Соколов постарался, но я не в обиде на него. А еще до задницы рад, что я все же поехал к нему и все выяснил. Будь по-другому я не знаю, что еще натворил бы.
Кофе немного улучшило мое состояние, но душевные терзания вряд ли что-то или кто-то сможет излечить. Разве что Даша?
Немного поржав над друг другом, Соколов еще раз прочитал мне лекцию о моем косяке. Я молча слушал его, потому что он тысячу раз был прав. Спасибо Боже, что у меня такой охеренный друг.
Решив послушать совет Соколова и немного повременить с визитом к Даше, я поехал домой.
А там меня ждал очередной сюрприз в виде доклада о Даше от Юрия.
Я чувствовал себя последним дерьмом, а когда прочитал информацию, предоставленную отцовским цербером, вообще потерял связь с реальностью. Вчитываясь в буквы, я не верил в то, что там было написано.
Но как бы там ни было, я теперь лучше понимал Дашу. И ненавидел Игнатова, который воспользовался ее ситуацией. Не скрою, что мне было чуждо, что Дашка решилась на весь этот бред из-за денег, потому что я сам никогда не знал, что такое отсутствие денег. Но я безумно радовался, что Дашка не какая-то там шалава и жадная до денег сука, а всего лишь жертва обстоятельств. И, похоже, что я не совсем неудачник. Если я бы продолжил с ней договор, тем самым заставляя ее спать со мной за деньги, которые нужны были ее семье, то не видать мне ее как своих ушей. А так, освободив ее от обязанностей, думаю приобрел пару плюсов в ее глазах.
Заявиться я к ней не мог, но вот помочь сейчас было в моих силах. Я дозвонился до клиники, где проходил реабилитацию ее отец, и оплатил все необходимые процедуры на три месяца вперед. Слезно попросил врача не раскрывать моего имени и, если что-то будет необходимо, обращаться ко мне напрямую. Глав врач пообещал выполнить мою просьбу, да и как он мог отказать, узнав мою фамилию.
Мой поступок не оправдывал сейчас меня никак, но я хотел быть уверен, что Даша больше не кинется в какую-ту другую крайность в поисках денег. И облегчения не принес. Как же меня ломало. Какой я все же придурок. Помню, как кричал ей, что добьюсь ее, а вместо этого добил.
