Я не понимала, зачем я оправдываюсь.
- Я знаю, это было лишним.
- Это было слишком.
- Прости!
- Ты нарушил договор, и я хочу расторгнуть его, - ну вот, я это сказала.
Когда Олег понял, о чем я прошу, его виноватый взгляд сразу же стал колючим, режущим.
- Нет.
- Ты был пьян! Ты затащил насильно меня в свою постель и изнасиловал! – я хотела напомнить ему про вчерашний вечер.
- А ты мне вчера пыталась изменить! – не остался в долгу Олег.
Как истец, я проигрывала Игнатову. За его спиной годы тренировок в красноречии со своими друзьями и подругами. В его мире было трудно выжить тем, кто не мог дать достойный отпор даже в словесном поединке. А я так совсем была не из его мира. Но проигрывать не собиралась.
- Что? Я пыталась? А ничего, что ты уже полгода трахаешь, все что движется? Это не в счет?
- А ничего что ты холодна, как айсберг. Ничего, что у тебя нет ко мне никаких чувств?
Мы разговаривали на повышенных тонах, жестикулируя при этом руками.
- А ты разве не знал об этом, когда ставил свою подпись?
- Даш! Ну, ведь между нами было много хорошего. Были дни, когда нам было вместе интересно и приятно проводить время.
- Это было, когда между нами была дружба. Когда ты не спал со мной и не платил мне денег, а я не претворялась, что мне все это нравится.
- Я, между прочим, никогда ни к кому не относился так, как к тебе. Я же все, что у меня есть, тебе отдаю.
- А зачем?
- Даш, я люблю тебя.
Его признание выбило почву из-под моих ног. Я не знала, что сказать ему в ответ. Лгать я не хотела, а правда была обратной его словам. И даже после того, что Игнатов со мной, сделал, я не смогла сказать ему в глаза, что ненавижу его. Для меня это было жестоко.
Олег сам прервал мое молчание:
- Я знаю, что ты ничего подобного ко мне не испытываешь, но каждый день я надеюсь, что однажды растоплю твое ледяное сердце.
Мне снова хотелось плакать. Мне первый раз в жизни признавались в любви. И это делал парень, от которого я хотела бы слышать это признание в последнюю очередь. И сейчас, чувствуя ломоту во всем теле, я не понимала его чувств. Насколько его слова были правдивы? Или насколько лживы?
- А то, что было вчера, это такой своеобразный путь к моему сердцу?
- А то, что было вчера, больше никогда не повториться!
- Я настаиваю на расторжении!
- Я тебя никуда не отпущу. Хочешь свободы? Будь добра выполнить все условия!
- Но ты их нарушаешь!
- Ты меня провоцируешь! – Олег вскочил с кресла.
Эмоции у обоих были на запредельной высоте. Я понимала, что проиграю Олегу, но сдаваться не собиралась. Что бы чувствовать себя на равных, тоже встала с дивана.
- Я никогда не давала тебе повода!
- Мы можем спорить хоть целый день, я не отпущу тебя, Даш!
- Я не люблю тебя!
- Это не важно! Важно, что ты рядом! Мне достаточно!
- Ты меня ударил!
- Я готов просить прощения вечность. Это было непозволительно с моей стороны. Подобного больше не повториться.
- Тебе каждый раз придется меня насиловать, чтобы удовлетворить свои желания. Я не позволю тебе ко мне прикоснуться. Никогда.
В этот момент зазвонил мой мобильный, и мне пришлось отвлечься от нашего разговора. Звонила мама, и мне сразу стало стыдно, что я совсем отбилась от рук, и со вчерашнего дня ни разу ей не позвонила.
Руки тряслись от возбуждения, и, стараясь говорить как можно спокойнее, я сразу же принялась успокаивать маму:
- Алло, мам? Со мной все в порядке!
- Дааш, - мама плакала.
Мое сердце сжало ледяными пальцами ужаса, и мне кажется, я забыла, как дышать.
- Мам, что случилось?
Перед глазами встал образ Вики, обессиленной и истощенной, такой, какой я видела ее перед отлетом в Германию.
- Папа, Даш! У нас такое горе.
Мама снова разрыдалась и я поняла, что не смогу вытянуть с нее ни слова.
- Я сейчас приеду.
Я сбросила звонок и посмотрела на Игнатова. Весь наш разговор отступил на задний план.
- Даш, что случилось?
- Ничего, - мой голос дрожал, хотя я старалась говорить ровно. Рыдания подкатывали к горлу. Я не знала, что произошло, но мне было так страшно. – Это семейное.
- Тебе нужна помощь? - Игнатов выглядел по-настоящему обеспокоенным.
-Нет. Да. Вызови мне такси.
- Я могу сам тебя отвезти.
- Нет. Мне нужно побыть одной.
- Хорошо.
Пока я умывалась, у меня было несколько минут, чтобы разглядеть свое лицо. Оно было опухшим после вчерашних слез. На скуле проступил небольшой отек после удара. Достав тональный крем, я попыталась замаскировать синяк. Вроде получилось.
Делала все на автомате, потому что боялась думать. Боялась придумать себе что-то, что не смогу вынести.
Олег вызвал мне такси, открыл дверь, сказав, что вчера утром он сменил код. Если бы не беспокойство, которое росло как снежный ком, я бы его растерзала прямо у двери.
- Тебе точно не нужна моя помощь? – услышала я, когда уже стояла у лифта.
Игнатов стоял в дверях своей квартиры. Я на него не смотрела, но голос его был взволнованным. Ну, конечно! Ему же надо было как-то заглаживать свою вину.
- Нет, спасибо, - принять его помощь я не могла. Игнатов тот еще сукин сын. В два счета продлит мою каторгу еще на три года.
- Даш, я не расторгну договор.
- Потом поговорим. Я позвоню.
Сейчас я не могла сосредоточиться на Олеге, потому что все мои мысли крутились вокруг звонка мамы. Неведение было еще хуже, чем владение информацией. В голову лез такой бред, что я удивлялась своей фантазии.
Всю дорогу до дома я нервничала. Крутила в руках телефон, боясь позвонить маме и выяснить, что же все-таки произошло.
Лифт так долго не приходил, что я просто побежала по ступенькам. В нашей квартире пахло лекарствами. Корвалол, валериана. Этот запах у меня ассоциировался с бедой.
Первым делом я заглянула в комнату сестры. Сегодня было воскресенье, и как всегда по выходным Вика спала до обеда. Ее дыхание было ровным и ничего не говорило об ухудшении состояния.
Я прошла на кухню и увидела заплаканную маму. Вокруг нее на столе и даже на полу валялись таблетки. Видимо она просыпала аптечку.
Помимо слез под глазами пролегли тени, губы тряслись, и она смотрела в одну точку, до смерти меня напугав.
