- Отыщем, - Аглая вот и руками ела аккуратно, так, что прям завидки брали, потому как у самой Лики никогда-то не выйдет есть и не обляпаться. Даже если к самому столу сгорбиться. – Это как раз не беда.
- Да?
- Если вещи личные, то и память имеют, а уж там… - ведьма махнула рукой, и следом в воздухе вспыхнули маленькие искорки. – Но будет хорошо, если боярыне передадут, что ведьмы – существа до крайности злопамятные. И воображением обладают немалым…
Баська чесала косы сосредоточенно, изо всех сил стараясь не глядеть на ведьму, которая была ей знакома. От до того знакома, что прямо-таки не по себе от этого знакомства становилось. А ведьма, выходит, Баську не узнала.
Не запомнила?
Или не запомнил? Вот это-то обстоятельство и заставляло за косы хвататься, успокоение ища. Потому как оно в голове не укладывалось от совершеннейше. Это же ж… мужик.
Или баба?
Или… если богиня благословила, то совсем даже баба, поскольку в нянькиных сказках, которые, как успела убедиться Баська, были куда поправдивей всяких там наук, богиня мужиков не жаловала. А этого вот… эту… и главное сидит на постели, рученьки сложила, глазами в стену вперилась и только брови ходят. То над переносицею сомкнуться, то разгладятся, то одна выше другой поползет. Губы опять же шевелятся, будто эта вот… спорит.
А с кем?
И как Баське быть? Сперва-то она, честное слово, растерялася, когда его… её увидала. А потом уж от растерянности и болтлива сделалась.
И…
Сказать?
А кому?
Промолчать? Не вышло бы с этого молчания беды. И остается сидеть, в полглазика разглядывая еще не подружку… дружка? А если папенька узнает? То есть, он всенепременно узнает, ибо Баська уже усвоила, что, ежели чего-то может выползти, то выползет. Но… но жениться же ж не заставит! На бабе… а вдруг да она по ночам мужиком становится?
Страх-то какой.
- И… и что делать нам? – превращаться мгновенно в мужика Мишанька не собирался.
Собиралась?
Баська еще немного подумала, и решила, что, пока он баба, то и говорит надобно, как о бабе, а то этак и запутаться недалече. И еще подумала, что ему-то, небось, совсем уж нехорошо. Вот ей бы точно было бы плохо, ежели бы кто-то взял и превратил Баську в мужика.
Батюшка, может, обрадовался бы. Он всегда наследника желал.
Или нет?
Главное, что самой бы Баське быть мужиком точно не понравилось бы. А что? Ни нарядиться, ни кос заплести, ни посидеть тишком в кружке мамок да нянек, гиштории интересные слухая. Одни лишь заботы… нет, она уж лучше собою побудет.
Но этого от, бедолажного, жаль.
Еще и ведьма ко всему… вона, ведьмы не пожалели, обрядили в платье такое, что и смотреть-то, не краснеючи, не выходит. Сзаду топорщится, спереди гладкое, будто того, что у бабы быть должно, вовсе немашечки. Рукава гладенькие, а вокруг шеи колесо кружевное, из которого эта шея голая да несчастная палкою торчит.
И ладно бы шея, так ведь и это самое… чего нету, хотя должно бы, открыто. Или закрыто? Как одно одновременно быть может, Баська и не поняла. Но оно было.
- А чего тут сделаешь, - сказала она, решивши, что сказать надобно, да только вот… не боярыне той, которая злая и на Баську глядела так, будто Баська совсем даже не купеческая честная дочь, но лягуха, а то и того хуже. – Надобно умыться… и волосья переплести, а то ишь, растрепалися.
- Поесть бы, - грустно вздохнула ведьма.
И носом дернула.
- И поесть можно, - согласилась Баська. А после, сама от себя этакой доброты не ожидая, предложила: - Хочешь, с волосьями помогу?
Он же ж, верно, ничегошеньки не умеет. Оттого и соорудили на голове этакое непотребство, как будто бы стог огроменный, из которого перо торчит, будто в этом стогу петух сховался.
- Был… была бы благодарна, - Мишканька сама за перо потянула. – А то же ж… и воротник снять. Натирает. Ведьмы… они ведьмы и есть.
И вздохнул.
Баська тоже вздохнула. Так и сидели, правда, недолго, ибо дверца приоткрылась, и в комнату заглянула девица.
- Сидите? – спросила она пренагло. – Ести будете? Молоко, сбитень? Квасок? Пирожки? Много не наедайтеся, потому как вечером на пиру показаться надобно. Могу воды принесть, чтоб лицо обтерли.
- А совсем помыться?
- Так… - девица оперлась о дверь. – Мыльни-то есть, но занятые…
- Кем? – чем дальше, тем меньше Баське хотелось оставаться в этом вот месте. А еще терем царский. Смотрины… ага…
- Боярыни изволят купаться.
- Ничего, я не гордая, - Баська почувствовала, как закипает в грудях что-то, должно быть чувство высшей справедливости, о котором как-то жрец баил, но она не поняла, что там с этой справедливостью не так, ибо час был ранний и почти всю проповедь она тихонько на лавке продремала. Однако же про справедливость запомнила, да. – Мне боярыни не помешают… Миша, ты идешь?
- А…
Он открыл рот.
И закрыл.
Глянул так, будто бы Баська над ним издевается. А она не издевается, но видно же ж, что умаялся человек, запылился. С другое стороны тащить мужика в женские мыльни… с третьей…
Сложно это все.
- Но…
- Веди, - Баська глянула на холопку так, что та разом весь былой гонор да поутратила. Только пробурчала:
- Боярыни велели никого не пущать…
- А нас пущать и не надобно. Мы сами пустимся. Только поглянь, чтоб вещи наши привезли.
Девица засопела.
- Поглянь, поглянь, а то же ж сама понимаешь… я-то просто обижусь и жаловаться пойду, а ведьма и проклясть может…
Сопение прекратилось. А ответом Баське стал настороженный и до крайности недовольный взгляд.
- И туточки еще подруга моя быть должна, Маланька… и Горыня тоже, которая Соболева. Они, коль еще не в мыльне, тоже не откажутся, я мыслю.
Девица губу оттопырила и произнесла этак:
- Вы тут не больно-то… чай боярыни не обрадуются.
Это точно.
Боярыни совершенно не обрадовались.
Глава 36 О пиру царском и прочих жизненных невзгодах
…о, сколь часто мечты о рыцаре разбиваются о стирку доспехов.
Вывод, сделанный некоей романтичного складу девицей, на третий день после замужества.
Государь-батюшка прикрыл глаза, отрешаясь от гудения. И что характерно, гудели и мухи, где-то там, под расписным потолком, и бояре. Причем и те, и другие одинаково занудно. Это гудение убаюкивало, но отойти ко сну мешал локоток государыни, который в бок уперся.
