- Тогда да… небось, на каждого пуховую перину новую тратить – не напасешься. Но мы же ж не так! Мы же ж невесты царевичевы…
- Которых дюжин пять, если не шесть набралось, - Мишанька попытался пристроиться бочком, но только юбки перекрутились.
- Бастинда я, - девица глядела без злости, скорее с живым любопытством.
- Миш… Мишаня, - Мишанька решил, что от имени своего точно не откажется.
- Что, батюшка сына хотел?
- Хотел…
- Ну… мой тоже. Тепериче вон снова женился, то и при наследнике будет.
- Мой… не женился, но наследников хватит, - Мишанька все-таки пристроился на краешке кровати, самым бочком, при том и корзина съехала, кажется, не туда, и корсет сдавил ребра так, что дыхать невозможно стало. – А царица… вероятно иного ожидала. Но… странно, да…
- Что странно?
- Из боярских дочек только семеро, - Мишаньке надо было с кем-то поделиться наблюдениями, а эта вот девица хотя бы слушать умела. – Еще дюжина из титулованных, но мелкого рода… купчихи опять же.
- Я купчиха.
- Заметил, - сказал Мишанька и поправился. – Заметила. Не обижайся, лично я ничего-то против купцов не имею. Напротив, обращаться деньгами – талант нужен.
- А то, - Бастинда явно подобрела и, окинувши Мишаньку взглядом, предложила: - Может, тебе платье сменить?
- Было бы на что менять. Хотя… если корсет ослабишь буду… благодарна.
Нет, на смотринах ему делать нечего, но ежели говорить о себе, как о мужчине, скандал выйдет. Батюшка же… интересно, ему уже доложили? А как доложат, то что он делать будет?
Стало как-то неуютненько.
Боярыня дважды обошла Аглаю и пальцем в неё ткнула:
- Ведьма, - сказала она пренедружелюбнейше.
- Ведьма, - согласилась Аглая, ибо отрицать очевидное было глупостью.
Боярыня обошла Аглаю с другого боку, наверное, надеясь, что там она будет менее ведьмою. И остановилась, насупилась так, что вычерненные брови сошлись над переносицей.
- Неможно! – возвестила боярыня громко, так, что слышали, верно, и голуби, которых в маленьком дворике собралось превеликое множество. Во всяком случае голуби замолчали, повернули головы, уставившись на боярыню. – Никак неможно!
- Тогда мы пойдем, да? – Лилечка поинтересовалась у Аглаи, и Светлолика, которая стояла, переминаясь с ноги на ногу, кивнула, согласная уходить немедля.
- Куда?!
- Туда, - Лика указала на ворота, через которые они и вошли, предъявивши храмовые грамоты. И не только они, конечно. Было тут еще пара девиц вида простого, а потому от близости к государю несколько заробевших. – Домой.
- Домой?
- Раз ведьме неможно, то и нам тоже неможно, - охотно пояснила Лика. – Мне-то еще ладно, я-то взрослая, пятнадцать лет уже! А вот Лилечка маленькая, как ей без пригляду?
Боярыня насупилась и покраснела.
- Неможно! – наконец, высказалась она и руки в бока уперла, всем видом показывая, что уйти не позволит.
- То есть, и уйти неможно? – Лика уперла руки в бока и вперилась в боярыню взглядом. И пусть была она меньше, тоньше, да только отступать не желала. – И что остается? Сидеть тут?
И в подтверждение слов своих, Лика присела.
Вот где стояла, там и села, благо, двор был почти чистым.
Лилечка поглядела на тетушку и тоже села. И что оставалось Аглае? Нет, она осознавала, что её долг как раз в том, чтобы призвать девушек к порядку. Объяснить правила.
Извиниться.
И…
Она расправила юбки, пригладила волосы и произнесла:
- Боюсь, многоуважаемая, вы не оставили нам выхода иного. Я не могу отпустить ребенка одного, и в то же время вы не позволяете нам уйти. Это… неправильно, - прозвучало не так веско, как хотелось бы. Но боярыня покраснела паче обычного.
И взгляд её гневных устремился на тех других девиц, что держались в стороночке и тихо.
- Вы… - палец ткнулся в них. – Идите. Проводят в покои. Мойтеся и если от какой испариной вонять станет, самолично косы пообстригаю…
Девицы исчезли.
И во дворике стало тихо-тихо, только голуби курлыкали да и то робко, словно стесняючись.
- Вы… - боярыня возвышалась над Аглаею. – Думаете, самые умные? Я вот где вас…
И кулак показала.
Аглае под нос самый сунула. И был тот кулак крепок, округл да перстеньками украшен.
- Сейчас стражу кликну…
- На невест царевых? – почему-то вид кулака Аглаю нисколько не испугал. Наоборот, ей стало обидно. В конце концов, что они плохого делают? Сидят себе смирнехонько.
И…
- Думаю, ни государь, ни государыня не обрадуются, если в народе слух пойдет, что невест, богиней благословенных, принимают во дворце не то, чтоб без ласки, но со стражею, - Аглая говорила спокойно и умиротворенно, как учили. И на боярыню глядела с должной мерой кротости. – А слухи – дело такое… сегодня один про стражу скажет, завтра другой темницу приплетет, послезавтра и вовсе…
Боярыня за грудь схватилась.
Зря это она. Сердце у неё здоровое, а вот внутри не порядок, будто что-то в кишках сидит. А что – не понятно. Был бы Дурбин, он бы понял. Но Дурбина во дворец точно не пустят.
- Ты… ты… кто такова? Ведьма? – сиплым голосом поинтересовалась боярыня.
- Княжна Гурцеева… была… а так вот Аглая.
Рот боярыни раскрылся.
И закрылся.
- Та самая?
Аглая кивнула на всякий случай, здраво рассудив, что другой её точно нет.
- Идите, - боярыня разом вдруг подобрела, рученькой махнула. – Но поселю в одной комнате, а то ж дворец, чай, не потянется. И так тесно, а тут еще… понаехали!
Аглая первой поднялась и руку Лилечке подала. Светлолика сама вскочила и первою двинулась к тому самому дворцу, который тянуться действительно не способен был, но стоял себе на месте, грел белесые стены под летним солнышком.
Внутри-то оказалось путано, тесно, будто не люди клали коридоры эти неровные, но мыши грызли. Оттого и вышли тесными да низкими.
Темными, несмотря на огненные камни, которые, правда, горели через один и тускло.
- Это старая часть, - соизволила пояснить холопка, заметивши любопытство. – В новой-то попросторней будет. А тут… страх один.
Страх или нет, но к комнатке их проводили. И комнатка та оказалась тесна до крайности.
- У маменьки в таких и дворня-то не селится, - проворчала Лика, пробуя узкую лавку, под которой нашлось место и столь же узкому сундуку. – Ишь ты…
Холопка фыркнула.
