- Божечки милые… - прохныкал кто-то за спиной.
- Свеи стыд потеряли… глянь, глянь… ишь, срамота!
- А магик-то…
- Я тебе говорю, что неспроста энто…
Ежи слышал этих людей, что стояли по-за его спиной. Их и…
- Ой, матушки!
Князь вспыхнул.
Огонь, слетевший на него, вцепился и в одежду, и в волосы, и в человеческое слабое тело, готовый пожрать его. Вцепился и вошел внутрь, наполнив князя опасным сиянием. А потом тот поднялся. И шагнул навстречу пожару.
- Божечки страшные… - баба осенила себя святым кругом.
- Ишь ты…
Мужик, стоявший подле неё, сплюнул, то ли от восторга, то ли вовсе наоборот. Но взгляд Ежи, скользнувший по толпе, зацепился не за эту вот женщину, вида обыкновенного, и не за спутника её, и не за скоморох, что держались наособицу. Взгляд этот задержался на человеке, который выделялся средь прочих, а чем – не понятно.
- Норвуд, - Ежи понял, что сам ныне только и способен, что стоять. – Вон… тот… в синем кафтане.
И сказал-то тихо, но услышан был.
Норвуд, который нисколько собственной наготы не стеснялся, поднял руку. А потом просто указал на человека, что этакого не ожидал. И попятился. Сперва осторожно, еще надеясь, что произошла ошибка, что указывали вовсе не на него и…
А пожар стих.
Взял и сам собою.
- Маги, - восхищенно выдохнула женщина.
- Маги, - мужчина согласился с нею, правда, без особого восторга. – Небось, как прошлым годом склады горели, так ни один не явился, самосам тушили. А туточки…
И опять сплюнул.
…а тот, в камзоле, от которого несло недавней смертью, понял, что по-тихому уйти не выйдет. И дернул из-за пояса пистоль.
Рявкнул выстрел.
И кто-то завизжал. А человек бросился прочь. Правда, далеко не ушел, свеи, пусть и утратили волчье обличье, но двигались со все той же нечеловеческой скоростью.
- Не убейте только, - попросил Ежи.
- Не учи, - Норвуд оскалился и глаза его полыхнули злою желтизной. – Убивать не станем, поговорим только…
Человек взвизгнул.
- Люди добрые! – раздалось тотчас громкое. – Да что это деется!
- Помогите! – почуявши, что еще не все потеряно, человек дернулся, да только Норвуд держал крепко. – Душегубы!
Загудела, загомонила толпа.
- Иди. Справимся, - Норвуд тряхнул головой и оскалился. И оскала этого хватило, чтобы собравшийся люд попятился.
Попятился, но не ушел.
- Жизни лишают! Честного человека! – раздалось откуда-то издалека. – Пришли…
- Бьорни, глянь, что там за крикун…
Ежи шел к дому.
По горячим камням, по хрустящему дереву. Он переступил через тело, опаленное до неузнаваемости, и все-таки узнанное, ибо тело это было огромным.
- Мы опоздали, - тихо произнес Радожский, глядя на почерневшие стены. – Там никто не выжил… просто бы не выжил… мы…
- Там никого нет.
Радожский стоял, покачиваясь, то ли от слабости, то ли от избытка силы, которая еще не обжилась в обыкновенном этом теле.
- Не выжил… бы… никто… такой, как я, быть может, но… таких, как я, не осталось, считай. Теперь точно не останется.
Ежи взял князя за плечи и тряхнул хорошенька. Правда, зашипел от боли, потому что одежда Радожского дымилась, да и сам он был неестественно горячим.
- Нет там никого. Смерть была, но одна. Его, - Ежи указал пальцем на тело. – А там пусто.
- Пусто?
В этих, подернутых дымной поволокой, глазах виделось недоумение.
- Пусто. Сам посмотри… - Ежи бы заглянул, но, пусть огонь и угас, жар остался. И жар этот был в достаточной мере силен, чтобы отступить.
А вот князь жара не ощущал.
Он развернулся и посмотрел на дверь, которая под взглядом этим осыпалась горсточкой пепла. Глухо ударился оземь ком расплавленного железа. Внутри же… пепел и дым.
Дым и пепел.
- Никого, - сказал Радожский. И повторил, не смея поверить. – Никого… и… что теперь?
Ежи тоже хотел бы знать.
Очнулась Стася от громкого урчания и нечеловеческой тяжести. Сперва ей показалось даже, что она не успела уйти, что крыша рухнула или даже не только крыша, но и стены, иначе почему Стасе тяжело дышать? Но открыв глаза, она увидела знакомую черную морду.
Даже не удивилась.
- Ты… так скоро раздавишь, - сказала она Бесу. Тот же, слегка приподнялся, выгнул спину и потоптался на груди, чтобы вновь улечься.
А Стася…
Стася не возражала.
Мерный рокот, который Бес искренне полагал мурлыканьем, успокаивал. И вообще… вообще, конечно, следовало бы подняться, хотя бы для того, чтобы не лежать на мокром, а заодно уж осмотреться, понять, куда попала, но… сил не осталось.
Совсем.
А Бес вот мурлыкал.
- Надо позвать кого, - раздалось над головой знакомое.
- Оставим вопрос, как. Зададим другой. Кого? – а этот голос, чуть хриплый, принадлежал Горыне.
- Не знаю.
- И я не знаю. Или думаешь, я в том сарае случайно оказалась? Тут… позовешь не того, то и… - Горыня вздохнула. – Они ведь не просто так… маг точно имеется, а еще из служилых кто-то, если не из бояр, кто все это непотребство прикрывает.
Горыня замолчала.
И Баська тоже.
А Маланька песенку запела, какую-то простенькую, но песенка эта, переплетаясь с рокотом Беса, не столько убаюкивала, сколько помогала… собраться? Точно, как если бы Стася разбилась на кусочки, а потом эти вот кусочки вместе соединились.
Хорошее сравнение.
Правильное.
Она кивнула себе же и все-таки открыла глаза.
- Живая, - сказала Горыня.
- А то… она же ж ведьма, - не без гордости произнесла Баська, будто эта вот Стасина ведьмачесть была личною её заслугой. – Госпожа ведьма…
- Пить, - попросила Стася, понимая, что отлежаться ей уже не позволят.
Ее подхватили.
Усадили.
Напоили.
Воду, правда, брали с озера, и оставалось лишь надеяться, что Стасин желудок эту самую воду примет правильно. Бес устроился рядом. А по другую сторону под Стасину руку нырнул рыжий Зверь. И глянул на Беса, мол, я тоже могу.
Бес отвернулся.
Не больно-то надо.
- Мы… где? – поинтересовалась Стася, обнимая обеих котов, которые, как ни странно, возражать не стали.
