- Больно! – возмутился князь, но как-то не слишком уж активно.
- Ничего, - себя порезать было сложнее, но Стася справилась. А потом сжала широкую его ладонь и сказала: - Вот как муж ты мне, уж извини, не особо и надобен, а за брата вполне сгодишься…
- Брата? – Радожский моргнул.
- Брата… брат тоже родственник. И близкий. Поэтому, если братом тебя признать, то роды единятся. Так, Евдоким Афанасьевич?
Выглянувший из стены дух хмыкнул.
- Волковы… что ж, ничего против этакого единения я не имею.
И дом тоже.
Гром не грянул. Тьма на землю не спустилась, как и солнечный свет не поспешил затопить мир. В общем, почти ничего-то не изменилось, кроме…
…поползли по руке черные руны, зашевелились, как и само проклятье.
И кровь, смешавшись с кровью, потемнела. А потом обернулась прахом. И ветерок, которого вот еще не было, закружил его, поднял к самому потолку, чтобы оттуда уронить… оно, конечно, не розовые лепестки, но какой обряд, такое и сопровождение.
А знаки исчезли.
Будто и не было.
И судорожно резко выдохнул князь. Сама Стася тоже вот выдохнула, потому как совсем даже не была уверена в том, что из задумки этой хоть что-то да получится.
А оно взяло и…
- Брат… - задумчиво повторил Радожский и руку погладил. – Старший…
- Чего это старший?
Что-то этот тон совершенно Стасе не понравился, как и взгляд. Сразу мысль мелькнула, что со спасением она слегка поспешила.
- А потому что брат, - он поглядел этак, насмешливо. – Ныне я старший в роду, а стало быть…
Стася скрестила руки.
- …я несу ответственность и за сестру, и за честь родовую и…
Евдоким Афанасьевич, кажется, расхохотался. И дом отозвался на этот смех порывом ветра, распахнувшим узорчатые окна. Где-то внизу хлопнула дверь, то ли впуская гостей, то ли выпуская…
- В козла превращу, - тихо сказала Стася, оборвав речь, в которой сказывалось, как она, Стася, неосмотрительно эту самую родовую честь позорит, позволяя себе вольности.
- Почему в козла? – удивился Радожский.
- Могу в козу.
- В козу не надо!
- А в козла?
- Я же серьезно!
- И я серьезно, - спасаешь их тут себе на голову, а в ответ никакой благодарности.
- Скажи своему ведьмаку, чтобы сватался, - Радожский был хмур. В козла обращаться ему не хотелось. Это вот с волками если, то как-то даже… благородно что ли, романтично. А от козла какая романтика. – По-человечески. Или… лучше я сам.
Развернулся на пятках и гордым чеканным шагом направился к двери, которую открыл Ежи.
- Не подерутся? – осведомилась Стася на всякий случай.
- Всенепременно, - Евдоким Афанасьевич выступил из стены. – И не раз. Но оно полезнее, пусть лучше так воюют, чем за спиною друг другу козни строить.
Недовольным дух вовсе не выглядел.
Скорее даже наоборот.
- Не думала, что получится… Ежи просто, когда сказал о сути, что тот… который был вашим зятем… он желал даже не единения, а полностью получить силу Радожских, а уже для этого и единение нужно было… сложно это все.
- Сложно.
- И дальше просто не будет? – спрашивала так, уже зная ответ наперед.
Пусть нет больше зачарованного войска, и спокойны ныне воды Ильмень-озера. Пусть ведьмы притихли, пытаясь совладать то ли с силами, то ли с грядущими реформами, а маги тоже притихли, ибо число их несколько убавилось: сыскались и средь них заговорщики.
Исчез в небытие законный наследник Волковых.
А род Тамановых был отправлен в далекий Северный предел, который получил в свое владение. Пусть… многое изменилось, но многое осталось прежним.
- Не будет, - сама себе ответила Стася и Беса погладила, который ныне был по-кошачьи тих и к ласке равнодушен. Даже глаза не открыл. – Но… может, и к лучшему?
Ведьма сидела в саду и тонкой веткой с пучком листьев на конце дразнила кота. Кот делал вид, что дразнится, и время от времени лениво взмахивал лапой. Когтей не выпускал, да и глаза приоткрывал редко, лишь когда листья касались пышной шерсти его.
- Свататься пришел? – спросила ведьма, сощурившись. И сделалась донельзя на кота своего похожа.
…ныне еще троих забрали. Тоже ведьмочки, из молодых, которые подошли, вроде как гуляючи, к забору, да стали цветы разглядывать. Благо, одичалая роза цвела на диво пышно. Вот и любовались.
Часа два.
А там, из кустов, и выбралась сперва длинная, что вобла, кошка какого-то рыже-рыжего окраса, а за нею и два кота с круглыми мордами. В общем, с прибытком ушли.
Надо полагать, завтра ответные подарки отправят.
Странный обычай.
И не обычай даже, но… как-то так получалось вот.
- Поговорить, - смутившись, сказал Ежи. – Если… ты не возражаешь.
- А свататься?
- Сперва поговорить.
Наверное, можно было бы промолчать. В конце концов, Подольский жив, и супруга его, о которой Ежи справился осторожно, через знакомого, вполне неплохо себя чувствует.
Не в Китеже они, в Новом городе, куда Стася, если подумать, вряд ли когда загляден. А заглянувши… но не шли из головы слова Подольского. Да и вовсе… нечестно молчать.
- Тогда ладно, - она ветку отложила и встала. – Пойдем, погуляем, что ли?
- Пойдем, - согласился Ежи.
И Стася сама взяла его под руку.
- Гадость скажешь? – она и заговорила первой, не дождавшись, когда он подберет нужные слова. И правильно. Молчание затягивалось, слова не подбирались.
Как вообще говорить о таком?
- У меня есть ребенок. То есть… будет. Скорее всего, если все в порядке… надеюсь, что все в порядке, - Ежи сказал, как выдохнул. – Дурная история… и я обещался молчать. Я бы молчал, но… мало ли оно. Тайны в таких делах…
- Имеют обыкновение переставать быть тайнами в самый неподходящий момент?
- Именно… там… глупо получилось. Я не собирался заводить детей… и… просто… - почему-то рассказать вышло, пусть и сбивчиво.
Неловкая ситуация.
Некрасивая.
И чувствует себя Ежи совсем погано, хотя, если подумать, то особой вины за ним нет. Он ведь…
- Спасибо, - первой опять заговорила Анастасия.
- За что?
- За честность, - она остановилась у ограды, той, за которой поднялись заросли колючего шиповника, и надо бы их обрезать, тонкие гибкие плети эти, ощетинившиеся иглами. Да только… как-то к месту они, что плети, что иглы, что тяжелые бутоны бледно-розового колера. – Честность – это уже много…
