С камнем.
Или подвеску. Или еще что-нибудь столь же ненужное, хоть и красивое.
А теперь вот она смотрела на драгоценности и… и не чувствовала ничего, кроме тоски: не надеть их нельзя, ибо и вправду хороши. А вот не хочется.
- Это фамильные, Волковых, - пояснил Ежи, осторожно вытащив хрупкий, будто изо льда и солнечного света сплетенный, венец. – Тебе к лицу будет…
И к лицу. И к наряду.
Что венец. Что браслеты. Что ожерелье трехметровое, которое на Стасю укладывали аккуратными низками, и она чувствовала себя безумной елкой от этакой непомерной красоты.
- Чем богаче, тем лучше, - поспешил заверить Радожский, который и на драгоценности смотрел с прежним равнодушием. Нет, одобрял, но исключительно, как часть антуража.
- Тогда, думаю, будет совсем хорошо, - проворчала Стася и спохватилась. – А может, там и для царицы найдется… в подарок. А то…
…царица, конечно, женщина важная, но Стасе незнакомая. А отдавать незнакомому человеку котика не хотелось.
Совершенно.
- Найдется, - Ежи усмехнулся, а вот печаль из глаз никуда не делась. И хотелось стереть её. Взять за руки. Сказать, что сама-то она, Стася, нисколько не переменилась. Что не нужны ей ни драгоценности эти, ни наряды… дом вот, что этот, что тот, старый.
Люди, которые рядом.
Ежи.
Она бы сказала. Если бы была одна. Но Радожский, хоть держался в стороне, однако исчезать не спешил. А Ежи… ушел.
- Мне жаль, - тихо произнес князь.
- Мне тоже.
И оба поняли. И… отвернулись, не способные смотреть друг на друга. А еще не способные друг друга отпустить, ибо не позволит Стася ему умереть.
Вот не позволит и все.
Она потянулась было к силе своей, которая молчала, но сила притворилась, что её нет. Не знала, чем помочь? Вот так… даже у ведьм чудес не бывает.
А Ежи вернулся с другой шкатулкой, поменьше, в которой обнаружилась пара тяжелых с виду серег.
- Вот… мне кажется, подойдет.
- Подойдет, - забирая шкатулку, Стася нечаянно коснулась теплой его руки. И сама застыла, испугавшись вдруг этого прикосновения. А потом зачем-то сказала: - Я вернусь. Обязательно.
Ежи склонил голову.
Поверил?
- Я… пойду поищу… с проклятьем, - сказал он зачем-то не ей, но Радожскому. А тот кивнул, но говорить ничего не стал, только опять руку потер.
Ехали.
Молча ехали.
Испытывая невероятную неловкость, которая мешала Стасе заговорить о вещах действительно важных. И лишь урчание Беса, оказавшегося в экипаже, хотя его-то к царице никто не звал, как-то успокаивало, позволяло вернуть утраченное душевное равновесие.
Дворец.
Да, роскошный. Пусть и не настолько, как те, что в Петербурге. Но те Стася только на картинках и видела. А тут… из белого камня сложенный, дворец казался легким, несмотря на обилие башен и башенок, соединенных друг с другом тонкими перекладинами галерей. Укрытый яркой зеленью садов, он тянул острые шпили к небу, к облакам, и почти дотягивался.
- Скорее всего государыня пригласит тебя на свою половину. Мне там находиться нельзя, - Радожский подал руку, помогая выбраться из экипажа. – Ничего не бойся, но и соглашаться на предложения не спеши. На любые… отговаривайся незнанием. Или еще чем-нибудь.
- И что мне предложить могут?
- Понятия не имею, - князь упорно не глядел на Стасю. – Но… государыня – женщина разумная, однако с немалыми амбициями. И потому я не скажу, на чью сторону она встанет.
Вот так.
- Тогда… зачем вообще?
- Затем, что это шанс. Им стоит воспользоваться. Я же побеседую с государем… есть о чем, - Радожский поморщился.
- Неприятная тема?
- Неприятная, - согласился он. И хотел бы промолчать, но, верно, испугался, что опять станет тихо и неудобно. – Это… с той вдовой. И с людоловами. Выходит, что они не просто были связаны. При обыске нашли свитки. Списки запретных книг. Не все, но лишь то, что помогло ей управиться с игрушами. При том, что силы в самой хозяйке не было ни капли. Это меня-то и задело… обыкновенный человек сладить с тем, с чем мы столкнулись, не способен.
- Кто-то их дал?
- И не только дал. Научил. И зелье варить, и слово говорить, и… людоловы опять же. Взяли многих…
- И… Соболеву?
Князь покачал головой.
- Боярыня не подсудна.
- Вот так?
- Против неё слово падчерицы, и сама понимаешь… этого мало. Еще холопы… были. Сгинули все, кто при ней состоял. По официальной версии, сбежали, но… я пробовал разные методы поиска.
- Не нашел.
- Не нашел… думаю… если попрошу… ведьмака. Он не откажет взглянуть?
- Не откажет, - идти было вроде бы недалеко, вон, ворота за спиной, а впереди дворец, к которому вытянулась узкая дорожка, кирпичом мощеная. И Стася не спешит.
Радожский тоже не спешит.
Им обоим совершенно не хочется туда, и потому тянут время, цепляясь за этот вдруг разговор.
- Думаю, они все где-то там… если не в поместье, то… получится найти, хорошо. Хоть какие-то доказательства будут. Она… из рода, который ныне власть немалую имеет.
- Тамановы? – предположила Стася. И Радожский склонил голову.
- А… сам… неужели он не верит?
- Странное дело. Сперва, когда говорил с ним, то Соболев зол был несказанно.
- Я заметила.
- Не на тебя. Я побоялся, чтоб он вовсе жену не зашиб… с ним отправился. А он только её увидел, и вся злость сгинула. Наоборот… она в слезы, руки заламывает, что, мол, оговорили от злости и зависти. Он верит. И… - Радожский запнулся.
- Говори уже. Ведьмы виноваты?
- Ведьма. Соболев тебе не друг. Он… дочь до сих пор не простил. Поговаривают, вовсе отсечь от рода хочет, - и кулаки Радожского сжались.
А Стася решилась коснуться его. Осторожно. Успокаивая.
- Может, она его приворожила… Лилечка ведь сказала, что он примороченный.
- Проверили в первую очередь. Я морока не увидел. И ведьмы… я обращался, сказали, что чист. Тут иное что-то… надо бы, чтоб ведьмак глянул… я про них читал. Не раньше. Сейчас. Информации сохранилось немного, но… из того, что понял, то я вижу лишь ту силу, которую пользую сам. Или вот ты. Или он…
- То есть, если приворот сделан на другой, то ни ты, ни ведьмы его не почуете.
- Верно.
Дворец приближался. И более он не казался Стасе ни изящным, ни очаровательным. Белесая мрачная громадина подслеповато взирала на неё. И во взгляде этом не было и тени приязни.
