— О чем ты думаешь? — тихо спросил Вадим, и
назначение прогулки стало мне, в общем-то, понятно.
— О том, что у меня комфортабельная тюрьма, —
ответила я, решив его не радовать.
— Ты очень красивая, — сказал он.
— Ты тоже, — хмыкнула я.
Было заметно, что это его обидело, до конца прогулки он
молчал и вроде бы даже не смотрел в мою сторону. Только помогая выйти из лодки,
шепнул тихо:
— Осторожнее.
В ту ночь он остался ночевать в доме, хотя обычно уезжал.
Кроме него и охранника, здесь ещё находилась медсестра. Охранники менялись
через двенадцать часов, а женщина жила постоянно, разговаривая со мной, улыбалась
и сюсюкала, точно я лежала на смертном одре или была идиоткой.
В доме стояла мертвая тишина, я долго пыталась уснуть и не
могла, поднялась с постели и вышла на веранду. Дверь в сад была заперта,
прижавшись к стеклу, я всматривалась в темноту ночи, ощущая странную пустоту в
душе, и с удивлением почувствовала, что плачу. Я вновь думала о том, что могу
умереть сейчас или завтра и ни одному человеку в мире не будет до этого дела.
Была и нет. Скорее всего на это даже не обратят внимания, хотя, может, кто-то и
вздохнет с облегчением, а это уже кое-что.
Я услышала шорох за спиной, но оборачиваться не стала, мне и
так было ясно: это Вадим. Он встал рядом и положил свою ладонь на мою:
— Не спится?
Я не ответила. Его ладонь была горячей, ему следовало обнять
меня и запечатлеть на моих губах поцелуй, но я стояла, уткнувшись в стекло,
смешно расплющив нос и губы, а потом все-таки решилась и спросила:
— Вадим, когда из меня пытались вытрясти кое-какие
сведения, мне показали мое досье. Ответь честно, я действительно психопатка,
которая убивала детей?
— Нет, — торопливо ответил он. — То есть я
надеюсь, что нет. Ты была ближайшим соратником отца… Точно известно, что ты
застрелила собственного дядю, обвиненного твоим отцом в предательстве. Ты вошла
в ресторан, где он ужинал, и застрелила его, двух охранников и, должно быть,
случайно ранила его любовницу. Она скончалась в госпитале. Я все это
рассказываю для того, чтобы… в общем, ты не должна думать, что я хочу… как бы
это выразиться…
— Чтобы я выглядела лучше, чем есть на самом деле…
— Вот именно. У правительств нескольких стран есть к
тебе серьезные претензии. Но ничего конкретного, что бы подтверждало твое
участие в тех взрывах. Я не верю, что ты могла, — закончил он. — Я
просто не верю. Мне кажется, я хорошо знаю тебя и …
— Спасибо, — кивнула я, он как-то растерянно
улыбнулся, и некоторое время мы молчали.
— Что же они все-таки хотели от тебя? —
пробормотал Вадим.
— Кто? — задала я свой вопрос, хотя и поняла, что
он имел в виду.
— Эти типы.
— Этих типов интересовал мой отец. Они желали знать о
последних днях его жизни практически все. Зачем им это — объяснить не
потрудились.
— Ясно, — кивнул он.
Не знаю, что ему там было ясно, но на меня он смотрел
настороженно, и это добавило мне пищи для размышления. Я отправилась в свою
комнату; думаю, позови я Вадима, он пошел бы со мной, но проверять я не стала.
* * *
На следующее утро его не было за завтраком, на мой вопрос
охранник ответил, что Вадим уехал. Завтракала я в одиночестве, размышляя не о
нашем вчерашнем разговоре и даже не о моей судьбе, а о том, кто, к примеру,
готовит пищу в этом доме? Медсестра или охранник? Приносит её то женщина, то
сам Вадим. Я неожиданно засмеялась и с любопытством огляделась, дом показался
мне забавной декорацией, знаете, как в театре: фасад здания, обращенный к
зрителю, а с другой стороны — ничего, пустота, фуфло, одним словом. Я ещё
некоторое время подбирала синонимы к слову «фуфло» и достигла небывалых
результатов. Как ни странно, после этого стало заметно легче. Словом, когда
Вадим вернулся, я была готова к сотрудничеству, о чем и заявила ему:
— Мне кажется, мы тратим время понапрасну. Я здесь уже
несколько дней, а ты не задал мне ни одного вопроса.
— В самом деле? — удивился он. — Я думал, ты
не очень любишь вопросы.
— И по этой причине вовсе не собираешься их задавать?
— Нет, — он засмеялся. — Просто я решил, что
ты недостаточно хорошо себя чувствуешь.
— Я чувствую себя прекрасно. И для начала хочу
взглянуть на свое досье.
— Пожалуйста, — пожал он плечами. — У меня
все готово. Компьютер в соседней комнате.
Компьютер действительно находился в соседней комнате, я
привычно устроилась возле монитора, а Вадим, немного понаблюдав, сказал:
— Я вижу, ты отлично освоилась. — Звучало это
скорее как вопрос.
— В своей новой жизни компьютер я вижу впервые, —
ответила я. — Руки действуют сами по себе, занятное ощущение, надо
полагать, включается подсознание. Так уже было неоднократно, я вроде бы не
должна знать, как это делается, но делаю, не испытывая затруднений. Не очень
понятно, да?
— Почему… Я, конечно, не психолог, но о подсознании
кое-что слышал.
— Давай займемся им, заставим его поработать, очень
может быть, я что-нибудь вспомню.
Он ответил мне пристальным взглядом, точно взвешивал мои
слова и решал, сколько в них правды, а сколько лжи, повернулся к экрану и
заметил со вздохом:
— Ну вот… это все, что мы знаем о тебе.
Теперь узнала и я. Я считывала информацию с каким-то тупым
равнодушием, словно это меня не касалось, до тех пор, пока не дошла до строки
со словами «училась в Англии, в частной школе», и перед глазами в тот же миг
пошли картинки: ухоженные газоны, длинный коридор, холодные спальни… Как в
калейдоскопе, сменяя друг друга, они промелькнули передо мной, а я, опершись
локтями на стол, засмеялась, качая головой:
— Как же я ненавидела эту школу.
— Ты помнишь? — с сомнением в голосе спросил
Вадим.
— Школу? Нет. Ощущение. Там все мне было ненавистно,
думаю, окружающие платили мне тем же.
— Ты проучилась всего три семестра…
— Я хотела быть с отцом и в конце концов убедила его
забрать меня оттуда.
Вадим вроде бы перестал дышать на мгновение, сидел,
уставившись в монитор, и только где-то через минуту рискнул повернуть голову.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, должно
быть, первое, что пришло на ум.
