Проявляя величайшую осторожность, я наблюдала, как там все
ещё ведутся какие-то работы, ходят люди, что-то загружают в машины (что, отсюда
не разглядеть). Теперь я знала, в каком районе нахожусь, но добраться до
квартиры будет нелегко. Она на другом конце города, весьма сомнительно, что я
смогу пройти незамеченной. Значит, следует ждать. Я вновь спустилась к ручью и
устроилась в кустах, расстелив на земле пиджак. Вряд ли те, кто устроил ночное
нападение, рыщут по соседству, близость милиции должна отбить у них к этому
охоту. Я бы на их месте решила, что жертве положено уносить ноги, если уж ей
улыбнулась удача и она осталась жива. Опять же, надумай они пошарить вокруг,
давно бы меня сцапали… А кто сказал, что они пришли за мной? Стас помог мне
покинуть дом (с чего бы такая забота?), очень может быть, люди, которые явились
сюда, решили меня спасти. Еще одно — «с чего бы», то есть кому это взбредет в
голову, если на сегодняшний день у меня ни единого друга в запасе, зато полно
врагов. И в этом смысле поведение самого ненавистного из них, то есть Стаса,
выглядело несколько странно. Вот если нападавшие мои друзья, тогда его желание,
чтобы мы с ними не встретились, вполне естественно, а вот если враги… А если
враги, то он просто не хотел, чтобы добыча досталась другому. Разумеется,
добыча — это я, потому что кто-то убежден, что я знаю, где спрятаны сокровища.
Огромные, сказочные… Что это с моей головой, черт возьми? Небо, сплетенные
ветви деревьев в вышине плавно кружатся… Я явно переоценила свои возможности,
когда замышляла побег, а может, в очередной раз тюкнулась своей многострадальной
головой и там опять что-то замкнуло. «Лучше тебе уснуть», — посоветовала я
самой себе и закрыла глаза, но уснуть не получалось. Взрыв прогремел через
несколько минут после того, как мы со Стасом расстались. Успел ли он покинуть
дом? Допустим, он надеялся успеть и надеялся, что это успею сделать я, и для
этой цели даже прикрывал мой отход. Просто рыцарский поступок, а рыцарем он не
был, он редкая сволочь, и это ещё мягко сказано, значит, вынуждая меня смыться
и джентельменски прикрывая мой зад, он очень рассчитывал, что сокровища от него
не уйдут, что мы непременно встретимся. Тогда надежда на то, что он воспарил к
небесам вместе с домом, невелика, скорее всего у парня был вариант отхода. Если
кто меня сейчас и ищет, так это в первую очередь Стас. Соратники погибли, и он
единственный обладатель несметных сокровищ, при условии, что заполучит меня.
Значит, надо дождаться темноты, достать доллары и уходить… Если я права и все
так и есть, он будет ждать меня в моей квартире. Адрес ему известен, они звонили
мне туда по телефону. Но исчезнуть из города, не имея ни копейки, да ещё в
таком виде, я просто не смогу. Мне нужна одежда, мне нужно где-то отлежаться.
Значит, придется рискнуть… А сейчас спать, до самой темноты, спать, чтобы
прошла эта тошнота, чтобы деревья, а с ними весь мир вокруг заняли свои
привычные места, а не кружились в сумасшедшем хороводе. Солнце исчезли за
домами где-то за моей спиной, я зябко поежилась, меня знобило, а мир упорно не
желал вставать на место. Чувствовала я себя даже хуже, чем днем. Точно пьяная,
подошла к ручью, напилась, распластавшись на его берегу, и сунула лицо в
холодную воду. Ничего не помогало, тошнота, а вместе с ней ощущение какой-то
нереальности бытия не проходили, точно я наблюдала все это в кошмарном сне:
медленно исчезающее за линией горизонта солнце (я видела его, хотя видеть не
могла ничего, кроме кустов и деревьев вокруг, потому что лежала на дне оврага),
я в мужском пиджаке с голыми, в ссадинах и порезах ногами, нелепо торчащими
из-под этого самого пиджака, и смутное отражение лица в воде, чужого лица,
конечно, чужого, не зря оно меня пугало, но мое настоящее лицо пугало меня ещё
больше. Я пыталась и не могла сообразить, что для меня страшнее: быть той или
этой женщиной? Той, что шла на смерть и несла её другим, или этой, жалкой,
раздавленной жутким одиночеством, потому что не только люди, а я сама была
чужой себе, непонятной и даже ненавистной?
— Кончай это дерьмо, — сказала я вслух. —
Если ты выжила, это повод жить…
О господи, я свихнулась, что за чушь лезет в голову. Не
голова, а кладезь глупости, может, поэтому она так трещит. «Голова треснула, не
выдержав собственной глупости», — классная эпитафия на мою могилу, жаль,
никто не придет её прочитать.
Я заставила себя подняться и преодолеть крутой склон. Через полчаса
окончательно стемнело, и я пошла к ближайшим домам, ориентируясь на огни,
переставляла ноги, машинально фиксируя звуки, и исчезала в тени, заслышав
приближение человека. Шла я страшно долго, по всем моим представлениям, ночь
должна была давно кончиться, а я все шла и шла в темноте, улицы стихли, все
реже встречались окна, в которых горел свет, последний троллейбус прогрохотал
за поворотом, а я шла без мыслей и чувств, надеясь, что когда-нибудь достигну
намеченной цели, и, когда цель эта появилась, то есть когда я наконец увидела
дом и обшарпанную дверь подъезда, мне уже было все равно, поджидает меня здесь
кто-то или нет, главное было лечь, вытянуть ноги и забыться хоть на мгновение…
Я вошла в подъезд, он был пуст и тонул в полумраке, свет
горел только на втором этаже, я повела головой, прислушиваясь даже не к звукам,
нет, а к своим ощущениям. Либо меня никто не ждал, либо мой внутренний голос
скончался. Я шагнула к почтовому ящику, торопливо распахнула дверцу. Ключи
висели на гвоздике, я нащупала их, все ещё не веря в удачу. Кто-то прошел
совсем рядом с подъездом, а я скрылась в своей квартире, заперла дверь,
сбросила одежду, даже не удосужившись проверить, есть ли кто здесь, и, с трудом
забравшись в ванну, включила горячую воду. Я долго лежала, бессмысленно пялясь
в стену с облупившейся краской, с желтыми потеками на побелке, и думала о том,
что могу умереть и в этом не будет ничего удивительного. Это только в книгах
герой не умирает, пока его история не рассказана до конца, а в жизни конец
может настать в самой середине рассказа или ближе к началу, где-то на двадцать
первой странице. Из ванной я все-таки выбралась, протопала в комнату, оставляя
за собой мокрый след, свернулась калачиком под одеялом. Я думала о котенке,
маленьком, несчастном и наверняка голодном, смог ли он выбраться из канавы и
найти себе новую хозяйку. Мне хотелось верить, что ему повезло. Я так и не
смогла уснуть, хотя чувствовала себя совершенно разбитой. Когда пришел рассвет,
стало ясно: со мной что-то не так, стоило приподнять голову от подушки, как
комната начинала вращаться с невероятной скоростью, предметы размывало, они то
проступали из молочной пелены, то исчезали в ней. Несколько раз меня рвало, я
едва успевала свесить голову с постели, испытывая жуткое отвращение к запаху, стоявшему
в комнате, и к самой себе, и со злостью подумала, что загнуться в подвале было
ничуть не хуже, чем загнуться здесь. О том, чтобы подняться, не могло быть и
речи, тело буквально разламывало от боли, лучше всего, сложив на груди руки,
мирно ждать, когда все это кончится и смерть поставит последнюю точку в моей
истории. Но лишь только я подумала о ней, как инстинкт самосохранения заставил
мой мозг работать, я пыталась придумать, как себя спасти.
