– Мама, папа, познакомьтесь! Это мой преподаватель, профессор нашего университета, Вадим Леонидович.
– Очень приятно, – улыбнулась мать, – я – Татьяна Владимировна.
– А я отец этой барышни, меня зовут Илья Петрович. – Отец подал руку Суржикову.
– Очень приятно, – отвечал тот, и на лице его появилась растерянность. Женя кинулась спасать положение:
– Вадим Леонидович, вы не беспокойтесь, я все поняла. Буду внимательна. Если понадобится ваш совет, можно ли позвонить?..
Суржиков как-то оторопело взглянул на нее и ответил:
– Да, разумеется, я вот это и хотел вам сказать…
– Дочка, мы пойдем! – Мать сделала шаг вперед. – Вы извините, нам надо ехать.
– Да, Евгения, береги себя! Пиши и звони! – Отец солидно поклонился Суржикову, и родители ушли.
– Я вам помешал? – Суржиков виновато посмотрел на Пчелинцеву.
– Что вы! Мы уже все другу другу сказали! Попрощались. И потом, даже лучше, что они ушли. Переживают, а как увидят, что поезд уходит, так еще больше расстроятся.
– Я не хотел… Я, собственно, был неподалеку, тут же есть гуманитарный университет, там мой выпускник… Одним словом, вспомнил, что вы сегодня уезжаете. Смотрю, успею еще. Вроде я вас в эту авантюру втравил…
– Какая же это авантюра! Это отличное предложение, – горячо сказала Женя, – и я благодарна вам. И не беспокойтесь, я вас не подведу. Понимаю, вы меня рекомендовали.
Ответить Суржиков не успел, потому что рядом с Женей выросла длинная фигура.
– Ты еще не уехала? – спросила фигура у Жени так, словно Суржикова рядом и вовсе не было.
– Как видишь, Андрюша, – рассмеялась Женя и добавила, обращаясь к Вадиму Леонидовичу: – знакомьтесь, Андрей Корольков, мой друг.
– Очень приятно. Вадим Леонидович. Но мы, кажется, встречались? – наклонил голову Суржиков.
Корольков молча посмотрел на него, Пчелинцева чуть было не хихикнула вслух. Ситуация все больше походила на водевиль. И точно так же, как несколько минут назад спешно удалились родители, теперь засобирался Суржиков.
– Евгения Ильинична, если будут какие-то проблемы, пожалуйста, сразу связывайтесь со мной. С нами… – Вадим Леонидович поперхнулся, – с кафедрой. Вам любой поможет!
– Конечно, обязательно свяжусь. Если что… – заверила его Женя.
Когда Суржиков удалился, Корольков буркнул:
– Вот я всегда говорил, что у нас на факультете клоуны преподают!
– Брось! Суржиков самый классный преподаватель в универе. Да и известен он не только у нас. Вон, его в Канаду приглашали читать лекции.
– Что ж не поехал?
– Ну, откуда я знаю, – пожала плечами Женя.
– То-то и оно… – Корольков мрачно посмотрел на Женю. – Все-таки едешь!
– Андрюша, я даже сердиться не могу на тебя, хотя несколько дней назад ты вел себя безобразно.
– Сама виновата…
– Опять? Опять ты начинаешь ругаться! – рассмеялась Пчелинцева. Она уже не боялась разрыва. Уже все они выяснили, а ее отъезд станет естественным концом их непростых отношений.
– Ладно, вот тебе на дорогу. – Корольков протянул маленький сверток.
– Что это?
– Как что? Сушеные фрукты, немного цукатов и орешки. В поезде чтобы не очень скучала.
– Спасибо, я действительно это очень люблю!
– Я это помню. – Корольков чмокнул ее в лоб, развернулся и тут же исчез в толпе провожающих.
«Интересно, с чего это они сюда сегодня явились? И Суржиков, и Корольков», – подумала Женя, но тут объявили, что до отхода поезда осталось пять минут, и Женя вошла в вагон.
Женя вздохнула с облегчением, когда поезд отошел от перрона. Ее отъезд оказался каким-то беспокойным и хлопотным. Одно дело успокаивать родителей, другое – неожиданных провожающих. Ни Суржикова, ни Королькова она не ожидала здесь увидеть. «Ну, Суржиков понятно, у него там знакомые, боится подвести их. Наверное, хотел еще наставления какие-то дать… Но родители были… А потом и Корольков заявился. Этому-то что надо… Господи, быстрей бы уже уехать!» – думала Женя.
А ее соседи по купе уже разместили свой багаж и разбрелись кто куда – в вагон-ресторан, в душ, просто постоять у окна в качающемся вагоне. И теперь, оставшись одна в купе, Женя поняла, что уехала из дома надолго. И это «уехала из дома» означало многое – и родителей, и дом, обычную панельную двенадцатиэтажку, и подруг, и буйного Королькова, и работу, где все с недоумением встретили ее решение. Женя только сейчас поняла, что жизнь может быть очень подвижной, несмотря на кажущуюся устойчивость и прочность. Она не почувствовала страха, было только немного жаль родителей и подумалось о Суржикове, о том, что он человек деликатный и очень внимательный. Собственно, этими мыслями она попрощалась с Москвой.
Попутчики ей попались спокойные – две пенсионерки, ехавшие по собесовским путевкам на море, и средних лет господин, у которого, по его словам, была «пара пустячных дел» в Дивноморске. Пенсионерки с расспросами не приставали, тихо обсуждали кого-то из знакомых, а господин решил завести беседу с Женей.
– В отпуск? – вежливо осведомился он.
– Наоборот, на работу.
– Ах, в Москве в отпуске были?
– Нет, я сама из Москвы, а работать буду в Дивноморске, – решила подробно объяснить ситуацию Женя.
– Господи, а так бывает? Что там может делать москвичка?! Понимаете, это же глубокая провинция, даром что исторические корни у нее немецкие. Так и при немцах это была сельскохозяйственная глубинка. Мясо, молоко и все такое… Ну, рыбу ловили – море.
– И что? – удивилась Женя. Вернее, она поняла, что имел в виду попутчик, но ей хотелось, чтобы тот прямо высказал свое отношение к такому решению.
– Позвольте, а что, там работы нет? Или работать там не надо? Или люди, которые живут в этом городе, не заслуживают качественной жизни?
– Ну, что вы с такой демагогией… Все мы знаем, что у нас можно жить только в столичных городах. А в остальных местах…
– А что в остальных местах?
– Проездом, только проездом, – хохотнул господин.
Женя посмотрела на него и спросила:
– А вы сами-то откуда едете?
– Из Москвы, – все так же весело отозвался попутчик, – но из этого Дивноморска сбежал десять лет назад. Как тухло стало, так я и понял, что ехать надо. И вот теперь я в Москве, а туда так, редким случаем, что-то порешать.
– Ясно, – кивнула головой Женя.
Действительно, все ясно – «стопицотая» история такого плана. Но сейчас Женя была задета. Не столько стало обидно за провинциальные города, сколько захотелось объяснить собственное решение.
– Понимаете, я считаю, что жизнь должна быть на уровне везде.
