– Я понимаю. Как политбюро КПСС, – с еле скрываемой иронией сказала Женя. В ней уже проснулась та Пчелинцева, которая не давала жизни Суржикову.
– Так вот… – Внешне Алена предпочла не заметить сарказм Жени, а для себя решила, что Пчелинцева – «ведьма с амбициями». «Вот не хватало еще такой. К тому же из Москвы», – подумала Алена и продолжила: – У нас, судя по всему, будет большой штат. Еще есть незанятые вакансии, но этим занимается отдел кадров. А вот сюда, в нашу группу, людей принимает сам Бояров.
– Я второй раз здесь, и снова он отсутствует, – улыбнулась Женя.
Алена подняла голову и внимательно посмотрела на Пчелинцеву. «Странная она какая-то все-таки. Прям промолчать не может!» Кудрявцева на всякий случай запомнила и это замечание Жени.
– Понимаете, начальство отсутствует всегда по уважительной причине, – как бы с намеком произнесла Алена.
– Да, конечно, – сказала Женя, а потом с непередаваемой интонацией добавила: – Кто бы сомневался?
– Э… – совсем растерялась Кудрявцева, – у нас в отделе собрался хороший коллектив. Все профессионалы, со стажем работы и на телевидении, и в рекламных агентствах, кто-то из журналистики пришел. Одним словом, будем рады видеть вас в нашем коллективе.
– Спасибо большое, надеюсь, я тоже придусь ко двору, – улыбнулась Женя. Ее почему-то распирало от ехидства. Эту Алену Кудрявцеву она разгадала сразу. «Метит в мелкое начальство, поскольку большое свои места уже заняло. Меня опасается – я же из Москвы. Это она зря. Я не за тем сюда приехала, мне интересно попробовать что-то новое», – подумала Женя и попросила: – А вы не могли бы меня представить коллегам?
– Конечно, но для начала пару слов о них скажу. Игорь Самохвалов курирует отделы политики. Внешней, внутренней, местного масштаба тоже. Знаете, он неплохой парень, но резкий. Там, где промолчать можно, обязательно свои пять копеек вставит. Если его особенно не задевать, не столкнетесь с этой не самой приятной стороной его характера.
Пчелинцева рассмеялась:
– Постараюсь, но не обещаю.
– Так. Антона Хвостова вы уже знаете. Нормальный парень, очень работящий, за ним – новостной департамент, так сказать. Новости страны, области, города. Любит поучить, но кто из мужчин этого не любит делать?
– Верно, – согласилась Пчелинцева. Она вспомнила своего Королькова. «Надо бы позвонить, рассказать про мои здешние новости, а то… – спохватилась она.
– …Саша Павлов, Инна Логинова, Новикова Люда – вопросы городского строительства, здравоохранение, культура – именно в такой последовательности.
– Я постараюсь запомнить, – кивнула головой Женя, – ну, и в процессе работы легче знакомится.
– Кстати, Новикова Людмила – это человек из городского Комитета по делам культуры, молодежи и спорта. Для нее это место – очевидное понижение. Но так получилось, – последнюю фразу Алена произнесла со значением.
Пчелинцева не отреагировала – излишнее любопытство ей не было свойственно.
– У нее там был роман… А романам свойственно заканчиваться. Только не все женщины это понимают и становятся требовательными, – продолжила Кудрявцева. Ей явно хотелось поговорить об истории Люды Новиковой.
– Ну… – уклончиво произнесла Пчелинцева.
– Знаете, между нами, карьера и любовные связи – это плохо работающая конструкция, так или иначе проиграешь.
– Я с вами полностью согласна, – неожиданно серьезно сказала Женя.
– Но у нас как привыкли считать: роман с шефом – хороший оклад и карьерный рост. Или по протекции тебя сажают под пальму…
– Под пальму? – нахмурилась Женя.
– Ну, на теплое местечко… – объяснила Алена.
– Интересно, я не слышала такое выражение.
– У нас так говорят. Местное «мо», так сказать.
– Остроумно, – улыбнулась Женя, – я с вами согласна. Хорошо, когда независимо все происходит. Но… это как у кого получается.
– Верно, – согласилась Кудрявцева; и неожиданно ей захотелось подружиться с Пчелинцевой. В той чувствовались легкость и задорная резкость, не было заискивающей осторожности, которая часто заметна у людей, приходящих устраиваться на работу. «Да и подруга в Москве – это всегда хорошо», – подумала практичная Кудрявцева.
– Смотрите, я вам советую сесть в эркере.
– Где? – удивилась Женя. – В эркере?
– Ну да, – рассмеялась Алена, – у нас же усадьба, поместье со всеми вытекающими отсюда архитектурными особенностями. И этот общий большой кабинет для руководителей подразделений имеет условные границы. Есть эркер, французское окно, центр зала, у камина. Вот я вам советую сесть в эркере. Во-первых, окно и вид на рощу. Во-вторых, некоторая изоляция. Это иногда необходимо, когда работаешь.
– А ваш стол где?
– В другом эркере. Их два. Второй не занят – там компы в коробках. Но я сейчас распоряжусь, чтобы их наконец отнесли наверх, а вы занимайте быстрее место. Конкурентов хватает.
– Спасибо, с удовольствием воспользуюсь советом. Я люблю уют в работе.
– Вот и отлично, пошли занимать важный плацдарм!
Смеясь, они вышли из кабинета Алены.
– Ребята! Женю вы уже знаете, а сейчас ей надо помочь устроиться на рабочем месте. Антон, Саша, давайте унесем наконец эти коробки наверх. А ты, Жень, устраивайся. Здесь может быть прохладно зимой, но в общем-то удобно.
Пчелинцева поймала ревнивые взгляды девушек, которые сидели в комнате.
Когда наконец была убрана последняя коробка, Женя протерла влажной салфеткой стол, заглянула во все ящики, выбросила оттуда завалявшиеся канцелярские мелочи и стала раскладывать свои вещи. Еще через два часа ей поставили монитор, подсоединили компьютер к общей сети. Пчелинцева включила его и первым делом написала два письма.
Первое предназначалось Королькову. В нем Женя коротко описала свое жилье, поездку в Ореховое и обустройство на новом месте. В заключение она написала: «Я ни минуты не жалею, что решилась на этот шаг. Как бы ни пугала неизвестность и каким бы сложным ни оказалось предстоящее дело – все обернется во благо. Следующий шаг ты уже сделаешь более сильным и опытным». Пчелинцева пафос не любила, но Королькову захотелось написать именно так. Тем самым Женя хотела подчеркнуть, что она готова обсуждать с ним любые вопросы, связанные с карьерой и делами, разрыв может касаться их любовных отношений, но друзьями они продолжают оставаться.
На это письмо ответ она получила молниеносно. «Иногда карьерный энтузиазм граничит с глупостью. Но я тебе свои мозги не вставлю», – было в нем написано. Впрочем, ниже была строка: «Если что-то понадобится – объявись, не валяй дуру!» Подписи не было.
Пчелинцева улыбнулась – Корольков не был злопамятным и, похоже, умел дружить.
Второе письмо она написала Суржикову. Собственно, ничего особенно нового сообщить она не могла. Но почему-то Жене захотелось подробно описать все, что происходило последние два дня. И еще хотелось, чтобы Вадим Леонидович прочувствовал ту балтийскую атмосферу, которая здесь царила. Женя понимала, что никто ее не поймет так, как бывший преподаватель. (Родители в ответ на ее первое подробное письмо из Дивноморска прислали четыре страницы предостережений и опасений, что морской климат коварен). Поэтому письмо Суржикову она начала издалека, подробно описав все, включая пеший путь от остановки до «усадьбы». Пока она писала, вдруг подумала, что отсюда, из Дивноморска, люди, оставшиеся в Москве, вдруг стали видеться «плоскими», как бы одномерными. Из всего многообразия черт остались либо только достоинства, либо одни недостатки. Так, Суржиков вдруг показался исключительно положительным и даже милым. Поэтому и письмо было таким подробным, тщательным, почти родственным. Ему в заключение она написала: «А вообще-то я вас жду здесь. Вы места эти знаете прекрасно, покажете мне их, расскажете о них. Вы были правы, Дивноморск – дивный город. И я очень хотела бы, чтобы вы приехали сюда хоть на несколько дней!»
