— Да, ну! — махнула рукой Анжела, но в ее лице заплескалась растерянность. — Просто вспомнил о тебе, вот и решил узнать, как ты живешь. Даже дружка подослал.
— Не мог он просить Павла. Они на ножах были. При мне дважды дрались. Антон из-за него заболел тяжело.
— Правда? Тогда что этот хмырь делал у двери кафе?
— Не знаю, потому мне и страшно. Вспомни, что Антон говорил?
— Да, я не слушала. О боже! Прости меня, я же не знала.
Подруга всхлипнула, потом обняла меня и заревела в голос.
— Анжела! Хватит посыпать голову пеплом! Вспомни! Иначе мне придется собирать вещи и уезжать назад, в Любимовку. Там меня никто не найдет.
— Ну… Погоди. Что-то блеял вроде: «Позови Риту, срочно!» Потом козой меня обозвал, я еще больше разозлилась. Как-то даже телефон из розетки выдернула, чтобы не доставал.
Анжела от смущения не знала, куда себя деть. Она снова поставила на плиту чайник. Налила нам по чашке, размешала сахар. Я пригубила чай, потому что горло судорогой сводило от сухости, но не смогла проглотить: он был похож на смертельную дозу яда, столько сахара в него положила подружка.
— Что еще?
— Голос его звучал странно. Он будто прятался от кого-то. Говорил тихо, но злился жутко.
Я потерла пальцами виски. Что же Антону надо? Почему меня разыскал? Вдруг меня будто ударило по голове молнией. Я вскочила и кинулась в комнату к Леночке. Дочка сладко спала, подложив под щеку ладошку. Я упала перед кроваткой на колени, уткнулась носом в пухлую ручку и приглушенно завыла.
— Ты чего? Идиотка? Ребенка разбудишь, — зашипела сзади Анжела.
Она подняла меня и потянула обратно в кухню. Но я ничего не соображала. Вернулась обратно, вытащила из шкафа сумку и стала кидать туда Леночкины вещи. Я бросаю — подруга вытаскивает. Потом она схватила меня за плечи, встряхнула резко, так, что я чуть не стукнулась затылком о дверцу шкафа, и потянула меня за собой.
Она подвела меня к раковине, пустила воду и сунула мою голову под ледяную струю. Я вяло отбивалась.
— Отстань. Пусти.
— Не пущу! Рассказывай, чего переполошилась? — она яростно вытирала мне волосы полотенцем, и от этих простых действий я вдруг начала приходить в себя.
— Они узнали о Леночке.
— Ну, узнали, и что? Папаша должен был сам появиться.
— Он звонит уже несколько дней. Хочет о чем-то предупредить. Это еще хуже, чем если бы он появился сам.
— Что хуже? — мою голову перестали мучить, потом полотенце свалилось мне на колени. Я подняла веки: Анжела стояла и смотрела в одну точку на стене. По ее лицу гуляли мысли. Оно то хмурилось, то светлело, то снова хмурилось. — О боже! Я поняла!
— Что?
— О ребенке узнала его мамаша.
Анжела плюхнулась рядом на стул и залпом проглотила свое сладкое пойло.
— Мне надо бежать.
— Погоди! Не гони пургу! — подруга посмотрела на меня. — Никуда ты не побежишь! Всю жизнь собралась прятаться? Нет, уж! Будем защищать и тебя, и Леночку.
— Как?
— Степка.
— Что, Степка? — не поняла ее я.
— Скажи, что он твой муж, а Леночка — совместный ребенок.
Я опешила. Такая мысль мне даже в голову не приходила. В душе распустилась пышным бутоном радость. Степка не откажется.
Но… вот тут цветок и завял.
Если я предложу другу такой вариант развития событий, он, конечно, согласится, но не примет ли блеф за правду? Не сразу, нет, но постепенно начнет предъявлять на меня права. Как я тогда выкручусь? Получается, сама загоню себя в новую ловушку.
Однако Анжела права: прятаться я точно не буду. Пусть приходит!
— Это не очень хорошая идея. Если только на самый крайний случай.
— Я о том и говорю!
— Зато я говорю о другом. Я не буду больше прятаться. Если Анна Анатольевна узнала о Леночке, скажу, что это ребенок Степана. Если же меня разыскивают по другой причине, дочку будем прятать. Но сначала я хочу поговорить с Антоном. Больше трубку не бери, я сама.
— Не буду, конечно!
— И в мои дела любовные не лезь! Я сама разберусь. Плохо это будет или хорошо, но это моя жизнь.
— Ладно, не ворчи, — Анжела протянула мне оттопыренный мизинец. — Мир?
— Мир. Пошли спать.
Следующий день закрутился в обычном режиме, только я старалась не выходить из кухни. Может быть, Блонди еще не знает, что я работаю именно в этом кафе. Просто заглянул выпить чашку кофе.
Так я убеждала себя, но надежда на случайность была слабая. Посторонний человек не вернется вечером и не станет заглядывать в закрытое кафе через стекло.
— Степа, — позвала я друга. — Надо установить сигнализацию.
— Ты же хотела немного сэкономить, раз вы с Анжелой живете при кафе.
— Теперь уже не хочу. А лучше установить видеокамеру, чтобы я могла постоянно мониторить окрестности.
— Ладно, я поспрашиваю у ребят.
Телефонный звонок раздался уже ближе к вечеру.
— Рита, подойди сама, — заглянула в кухню подруга.
— Что-то случилось? — спросил Степан, когда я, сметая стулья на бегу, примчалась к барной стойке. Мы с Анжелой решили пока держать в тайне ночное приключение.
— Нормально все, — ответила я. — Да, я слушаю!
Сердце готово было выпрыгнуть из груди от возбуждения, но волновалась я зря: это звонил поставщик кофе.
— Ну, что? — рядом тут же оказались Анжела и Степан.
— Пока ничего.
Я только сделала два шага, как телефон зазвонил снова. Пришлось бежать назад. Но уже цветы в душе не распускались.
— Маргарита Васильева слушает.
— Рита, это я, — прошелестел тихий голос.
Я глубоко вздохнула, чтобы остановить панику, перехватившую горло. Рука с телефоном задрожала. Анжела снова кинулась ко мне, но я выставила перед собой ладонь, не давая ей приблизиться.
— И что? Что ты хочешь после пяти лет отсутствия?
— Прости меня…, если сможешь.
Родной голос, далекий, но… по-прежнему любимый. Он дрожал, вибрировал, а вместе с ним дрожала и стонала от боли моя израненная душа. Я едва справлялась с эмоциями, и до спазма в суставах сжимала трубку. «Держись, держись! Не поддавайся его влиянию!» — билась в висках мысль.
— Поздно уже просить прощения, — резко ответила я. — Говори, зачем меня разыскал.
— Рита…
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула: так психологи учат справляться со стрессом. А еще мне надо было следить за мимикой, чтобы не выдать себя близким. О боже! Как же это было трудно! Хотелось закричать, выплеснуть на Антона всю боль, которая накопилась за эти годы. Но, нет. Нельзя!
