— А вы кто? — сказал, и грудь опять пронзил надсадный кашель.
Из глаз брызнули слезы. Женщина кинулась ко мне, помогла сесть и терпеливо ждала, пока я приду в себя. Наконец я смог нормально дышать и откинулся на подушки. Все тело покрылось липким потом.
— Я сиделка. Меня Анна Анатольевна наняла присматривать за вами. Сейчас я вас оботру.
— Зачем? — я тупо не понимал, что хочет от меня эта женщина.
— В вашем состоянии нельзя лежать с влажной кожей.
— Ладно. Понял. Валяйте, — мне по большому счету было плевать, что с моим телом будет делать эта тетка. — Где мой телефон?
— Ваша мать забрала.
Женщина говорила, а сама ловко поднимала то одну руку, то другую, потом перевернула меня на живот, протерла спину.
— Полежите на боку, я сменю простыню.
Также ловко она надела на меня футболку, но, когда ее руки потянули мои боксеры, я вцепился в них пальцами.
— Я сам. Снимите с меня эту хрень! — я поднял руку и показал на иглу.
— Как только капельница закончится, обязательно сниму.
В комнату вошла мама. Она махнула рукой, сиделка исчезла. Мать села на край кровати и потрогала мой лоб. Я дернулся.
— Господи, сынок, ну, что ты ершишься?
— Разве я твой ребёнок?
— А чей же? — мать ласково улыбнулась.
— Не знаю. Родных детей любят и желают им счастья, а ты ведёшь себя, как злая мачеха.
— Не говори ерунды! Я как раз и думаю о твоём счастье.
— Чем тебе Рита помешала?
— Антон! Не начинай все сначала! Включи наконец голову! Ты молод, полон сил, сколько в твоей жизни будет ещё таких Рит? Ну, развлекся, побесился и хватит.
— Я ее люблю, как ты не понимаешь!
— Понимаю. А ещё я знаю, что тебе надо окончить университет, встать на ноги, и только потом уже заводить семью.
— Странная ты.
— Почему? — мать взяла меня за руку, но я выдернул пальцы.
— Помолвку с Машей ты была готова одобрить, и тебе не мешали эти рассуждения.
— Помолвка не женитьба. Она может длиться несколько лет. А Маша — самая подходящая кандидатура в твоём окружении: она умна, красива, из семьи нашего круга.
— Только она мне не нужна.
— Ладно, поговорим позже. Тебе придётся недельку провести в постели.
— Зачем? Я уже здоров! Верни мне телефон.
— Да, конечно. Ты три дня метался в бреду, практически без сознания.
— Сколько? — я отказывался верить в случившееся. — Как три дня?
— Вот так! Сначала в ледяной воде искупался, потом ночь провёл на полу в коридоре, караулил свою королеву, и в довесок ко всему выскочил на крыльцо без одежды.
Я дернулся, но мать успокаивающе похлопала меня по руке.
— Ма-ма!
— Что, мама? — лицо мамы вытянулось, уголки губ опустились, словно она вот-вот заплачет. Но она сделала паузу, а потом с силой воскликнула: — Скажи мне, сынок! Какая мать позволит отношения, которые только вредят ее ребенку? Нет, нет и ещё раз нет!
Она пошла к двери, я выдернул из вены иглу, приподнялся, хотел вскочить, но меня повело в сторону, и я упал на пол. Мать закричала и кинулась ко мне. В комнату влетела сиделка.
— Все нормально. Я споткнулся, — оправдывался я, сам напуганный слабостью, которая буквально валила с ног.
— Антоша, давай сначала ты поправишься, а потом поговорим. Хорошо?
Возражать не было никакого смысла. Меня шатало, голова кружилась, в глазах разбегались радужные блики. Медсестра вернула иглу на место, я закрыл глаза и заснул.
В таком состоянии я находился целую неделю. Мне не разрешали вставать, кормили с ложечки, провожали в туалет и караулили под дверью, прислушиваясь. Один раз на скорой помощи отвезли в больницу, где меня обследовали со всех сторон. Я так хотел остаться здесь, но мама категорично была против стационара. Меня вернули в мою спальню. Я чуть не плакал от разочарования.
Телефон мне так и не отдали. Его приносили, когда звонила Маша. Я с ней отказывался разговаривать и брал трубку, только если это был Макс. К нему у меня не было неприязни. Он болтал о том, что происходило в университете, но поделиться с ним сокровенным я не мог: всегда при разговоре присутствовал кто-то из родителей. Как только я отключался, мобильник у меня отбирали и уносили, ноутбук тоже исчез. У меня было стойкое ощущение, что я нахожусь под домашним арестом
Я с ума сходил, все думал, как сообщить Рите, что я не бросил ее, потому что испугался родителей, а заболел. Но время, проведённое в постели, помогло успокоиться, собраться с мыслями и принять несколько сложных решений.
И главное: я понял, что идти на таран родительского упрямства нет смысла. Нужно действовать хитрее и умнее. План новой жизни в голове уже созрел, разложился по полочкам и ждал, когда планировщик оправится настолько, чтобы приступить к реализации задуманного.
Через неделю я чувствовал себя вполне несносно: боль в боку почти прошла, кашель стал легче, только слабость заставляла большую часть дня валяться в постели. Не знаю, может быть, мне кололи снотворное, но я все время спал, даже любимый спортивный канал смотреть не мог: десять минут — и снова в отключке.
Мысли о Рите постоянно бродили в голове. Как она? А вдруг тоже заболела? У нее нет таких возможностей, чтобы организовать лазарет на дому. В промежутке между сном и бодрствованием я сходил с ума от неизвестности, но помощи ждать было не от куда: в мою спальню входили только сиделка и родители.
Наконец, когда чувство тревоги и тоски пересилило мою немощность, я обратился к отцу:
— Пап, я ничего больше не попрошу, но, пожалуйста, съезди, навести Риту. Вдруг она тоже заболела.
— Ты в своем уме? Мать только расслабилась немного.
— Пап, девушка спасла меня. Неужели она не заслуживает награды? Я тебе адрес напишу. Ты только посмотри на нее издалека, если не хочешь общаться. И сфотографируй.
Отец нехотя согласился. Он вернулся к вечеру и, дождавшись, пока мы останемся в комнате одни, прошептал:
— Все в порядке с твоей королевой, не переживай. Она сильнее тебя оказалась. Живет, учится, работает. Грустная только.
— Правда? Грустная? Ох, батя!
Отец оказался настоящим другом: по памяти он написал мини-портрет Риты и на следующий день принес мне этот листок картона, залитый в целлофан. С этой минуты моя любимая всегда лежала меня под подушкой.
***
Сегодня был восьмой день моего заточения. Я умылся и подошел к окну. Утренний легкий морозец припорошил пожухлую траву и остатки листьев, Яркие лучи солнца отражались в серебре, весело играли бликами, и кое-где появились мокрые темные пятна талой воды.
