Однако в этом году женщины заметили, что светлячки вернулись. Уже собираясь ложиться, они увидели за окнами крошечные светящиеся точки: внутри изгородей висели целые облака зеленоватых крошечных звездочек, похожие на сетчатую туманность. Отправившись в ванные, женщины слышали доносившееся из-за оштукатуренных стен равномерное дыхание спящих детей. Присев на краешек надраенных ванн, они тайком покурили, потом вытащили из причесок шпильки и расчесали успевшие завиться волосы, но к тому времени, когда они вернулись в спальни, мужья уже успели уснуть, а светлячки скрылись в траве на лужайках.
Было так жарко, что по всей длине Южного шоссе асфальт вспучился и пошел трещинами, из-за чего приходилось следить за дорогой в оба. В последнее время к жаре прибавился еще и западный ветер, который трепал остатки бурой запыленной травы по обочинам. Нора Силк пыталась не отставать от фургона, который наняла для перевозки вещей, но каждый раз, когда она прибавляла газу и стрелка спидометра переваливала за отметку семьдесят пять миль в час, ее «фольксваген» почему-то начинало вести. Нора в очередной раз вцепилась в руль, чтобы не очутиться в левой полосе, устремила взгляд поверх зыбкого марева над асфальтом и сосредоточилась на дороге, но ее отвлек щелчок зажигалки.
— А ну-ка положи сейчас же! — велела она Билли.
Эта зажигалка притягивала ее восьмилетнего сына как магнит. В конце концов он доиграется и уронит ее на коврик, тот загорится, и они вынуждены будут съехать на обочину. Тогда малыш свалится с заднего сиденья и проснется, и Норе придется вылезать из-за руля, успокаивать его, а потом искать ему чистый подгузник и любимого плюшевого мишку.
— Сию же секунду, — повторила она. — И дай мне сигарету.
Билли вытащил из бардачка нераспечатанную пачку «Салема» и содрал с нее целлофановую обертку.
— Пожалуйста, можно я ее зажгу? — попросил он.
— Еще чего.
— Ну пожалуйста, всего один разок, — взмолился Билли.
В некоторых вопросах он проявлял поистине бульдожью цепкость. Приходилось либо стряхивать его, либо, когда не было сил сопротивляться, когда улица превращалась в раскаленное пекло, с ресниц оплывала тушь и на дороге трескался асфальт, уступать.
— Только на этот раз, — буркнула Нора.
Билли поспешно схватил зажигалку и зажал губами сигарету. Нора взглянула в зеркало заднего вида, проверяя, не скатился ли малыш Джеймс с заднего сиденья, но тот, укутанный в байковое одеяльце, мирно спал. Нора принялась поправлять челку, как вдруг заметила, что Билли затягивается, и потребовала:
— А ну дай сюда сигарету!
Но Билли демонстративно поднял руку с сигаретой высоко над головой. Он был худеньким мальчиком, светловолосым и белокожим, но когда он напускал на себя такой отвратительно нахальный вид, даже посторонние люди с трудом удерживались от желания его отшлепать.
— Живо, — прикрикнула Нора.
Она отобрала у ребенка сигарету и затянулась. Когда она кричала на него, у нее всегда тряслись руки, так что крохотные амулетики на золотом браслете начинали приплясывать.
— И закрой окно, — добавила она. — Хочешь, чтобы Мистер Поппер выскочил на дорогу и угодил кому-нибудь под колеса?
Их черный кот, такой ленивый, что редко утруждал себя даже морганием, клубочком свернулся на полу, положив голову на кроссовки Билли. Он и не помышлял о побеге, но от одной мысли об этом мальчика замутило, и он беспрекословно исполнил все, что ему было велено. Сообразив, что сын ее послушался, Нора исподтишка покосилась на него, потом вновь устремила взгляд на дорогу, затянулась и выпустила струйку дыма. Билли явно подмывало заплакать; пожалуй, она разделяла это желание. У нее на руках были мальчишка, обожающий играть с огнем, младенец, не имеющий ни малейшего понятия о том, что такое отец и с чем его едят, и кот, приобретший привычку впиваться когтями ей в ногу, едва она наденет новую пару капроновых чулок.
— И прекрати крутить волосы, — сказала она. Ей не нужно было смотреть на Билли, чтобы знать, чем ой занят.
После того как Роджер ушел от них, мальчик завел обыкновение накручивать волосы на палец с такой силой, что выдирал целыми клочьями, и на правом виске местами просвечивала кожа.
— Тебе понравится дом, — добавила Нора, — У тебя будет своя комната.
— Ничего мне не понравится, — буркнул Билли, и Норе немедленно захотелось его придушить.
Она нажала на газ; машина задергалась, а мотор пронзительно взревел. Что с этой квартиры нужно съезжать, Нора поняла, когда застала малыша у окна — он без зазрения совести объедал с подоконника хлопья облупившейся краски. Дом она начала подыскивать сразу же после ухода Роджера, когда отключили отопление, и ей пришлось брать Билли с малышом к себе в постель, чтобы не мерзли. Всю ночь их холодные, точно ледышки, пятки упирались в ее спину, а если ей все же удавалось заснуть, Нору преследовали сны о домах. Каждое воскресенье они выезжали на просмотры на Лонг-Айленд, и каждое воскресенье Билли приклеивал комочки жвачки к днищам шкафчиков в кухнях и мочился в ванны в чистеньких, только что облицованных кафелем ванных комнатах, отлично понимая, что Нора не станет шлепать его на глазах у агента. Ей оставалось лишь скрипеть зубами и поудобнее устраивать на плече малыша, пока их водили по кабинетам, обитым сосновыми панелями, и гостиным с натертыми дубовыми полами. Когда показ завершался, Нора долго стояла на лужайке перед очередным домом, который ей был не по карману, и уходила, лишь когда малыш принимался чихать от запаха свежескошенной травы.
Она уже почти отчаялась, когда на глаза ей попалось объявление о продаже дома на Кедровой улице. Хотя на часах было уже четверть десятого, она немедленно набрала указанный в объявлении номер. Убедившись, что в цену не закралась опечатка, она отнесла уснувших детей в соседнюю квартиру, к миссис Шнек, которая готовила отменную лапшу и за пятьдесят центов в час присматривала за чужими чадами, а сама поехала на Лонг-Айленд. Съезд с Южного шоссе она нашла без особого труда, но заплуталась в городке и почти час кружила по улицам, пытаясь найти Кедровую. Все дома казались на одно лицо, а бензин кончался. В отчаянии она свернула направо и совершенно неожиданно очутилась на нужной улице, прямо напротив искомого участка. Сосед из ближайшего дома, с которым она разговаривала по телефону, ждал ее на дорожке. Он уже решил, что она попала в аварию, и собирался подождать еще пять минут, а потом вызвать дорожный патруль. Перед тем как провести ее внутрь через боковую дверь, он извинился за состояние дома. Наверное, это было очень глупо, — несмотря на то что электричество отключили и Нора, передвигаясь на ощупь, почти ничего не могла разглядеть, она мгновенно влюбилась в этот дом. За такую-то цену она могла себе это позволить.
На следующий день она позвонила Роджеру. Он гастролировал в Лас-Вегасе и всю душу из нее вытряс, требуя развода, и Нора наконец могла сказать, что согласна, но при одном условии: если он вместе с ней подпишет договор займа, чтобы в банке думали, будто она замужем. Разумеется, Роджер согласился. На нем уже висело столько невыплаченных займов — включая кредит на покупку «фольксвагена», который, по мнению Норы, не взял бы ни один нормальный человек, ни в рассрочку, ни как- то иначе, — что еще один погоды не делал.
