Первая ночь прошла спокойно, но потом Сьюзен почему-то совсем перестала спать, и Дженет приходилось укачивать ее часами. Днем ребенок мирно спал, но как только наступала ночь, сна как не бывало. В книгах говорилось, что это вполне обычное явление, но иногда, когда Сьюзен наконец засыпала, а ее ротик все еще кривился от плача, Дженет начинала думать, что девочка просто боится темноты. Через некоторое время все наладилось, но каждую ночь Дженет по-прежнему тянуло в детскую. Стоя в дверях, она смотрела на ребенка, и даже на расстоянии ей было видно, что дочь будто светится в темноте. От Сьюзен, укрытой шерстяным одеялом, словно исходил мерцающий свет. И даже в безлунные ночи в детской было гораздо светлее, чем в остальных комнатах, как будто ребенок гнал прочь ночную тьму.
Супруг Дженет, Льюис, возможно, и не был идеальным мужем — слишком много работал, частенько пропускал мимо ушей слова жены — и все же стал хорошим отцом для Сьюзен. Он покупал ей платья и игрушки, а когда девочка простудилась, сам вызвался укачивать ее на руках. Сьюзен проболела больше месяца, и все это время Дженет не могла отделаться от впечатления, что ребенок находится точно в коконе, точно он где-то далеко. Дженет настояла на том, чтобы Льюис провел в детскую домофон. Каждый раз, услышав среди ночи, что Сьюзен кашляет или икает, Дженет садилась и постели и не сводила глаз с аппарата до тех пор, пока ребенок не успокаивался. Она находилась в постоянной тревоге. Но чего же еще можно было ожидать? Она боялась потерять этого ребенка, боялась потерять его еще до того, как получила. А сейчас у Дженет вдруг возникло такое чувство, что Сьюзен у нее не навсегда, что наступит день, когда им придется расстаться.
В начале апреля пришло тепло, и Сьюзен поправилась. Дженет начала брать ее с собой — сначала на рынок, затем в поездки на машине. Она ездила по городам, где никогда не бывала раньше, заходила в рестораны и придорожные кафе, где Сьюзен, сидя в детском креслице и не обращая ни на кого внимания, безмятежно тянула молоко из бутылочки. Впервые в жизни Дженет начала разговаривать с незнакомыми людьми. Обычно она лгала. Говорила, что Сьюзен ее дочь, рассказывала официанткам, как проходили роды, обсуждала детские проблемы с женщинами за соседним столиком. И все это время Сьюзен не сводила с нее внимательного взгляда своих широко раскрытых глаз.
В три месяца Сьюзен впервые улыбнулась. Через несколько недель она самостоятельно перевернулась на другой бок, чем до слез растрогала Дженет и Льюиса. Теперь Сьюзен изучала все, что происходило вокруг нее, иногда принимая такой серьезный вид, что Дженет слегка пугалась. У нее появилась привычка разговаривать с девочкой весь день напролет, объясняя, что она сейчас делает и как называется та или иная вещь. Она рассказывала Сьюзен, как печь шоколадный торт, а по утрам читала ей вслух свежие новости. Правда, иногда Дженет одолевали страх и сомнение. Как осмелилась она взять на себя заботу об этом ребенке? Как могла делать вид, что она мать?
Каждый раз, когда Сьюзен проделывала какой-нибудь новый трюк, Дженет радовалась так, словно это она наделила ребенка столь блестящими способностями. Она могла часами, не двигаясь, сидеть возле детской кроватки, пока Сьюзен изучала свои пальчики ног или мобильник, висевший на шее у приемной матери. Они образовали тесный кружок — Дженет и Сьюзен, — и даже Льюис иногда чувствовал себя посторонним. Вероятно, причиной было то, что Сьюзен постоянно простужалась, хотя не настолько сильно, чтобы обращаться к врачу. Дженет тряслась над дочерью так, что иногда даже сама пугалась. По вечерам Дженет обожала сидеть возле детской кроватки, готовая выполнить любое желание ребенка. Когда Сьюзен протягивала к ней руки и обнимала за шею, мир за стенами детской исчезал, а ночник на стене светил ярче, чем луна.
Когда Сьюзен исполнилось два месяца, Дженет показала ее педиатру. Повторный визит должен был состояться в полгода. Но если бы кто-нибудь сказал Дженет, что с ребенком не все в порядке, она ни за что бы в это не поверила. Она не замечала, как медленно растет Сьюзен, до тех пор, пока той не исполнилось пять месяцев. Это было в июне. Цвели мимозы, и воздух был нежным, как шелк. Усадив Сьюзен в новую коляску, Дженет впервые повезла ее на детскую площадку возле гавани. На девочке были белые хлопчатобумажные ползунки и желтое платьице, и Дженет была уверена: красивее ребенка она еще никогда не встречала. Придя в парк, Дженет села на зеленую деревянную скамейку рядом с другими женщинами. Вынув Сьюзен из коляски и посадив ее себе на колени, Дженет стала смотреть, как двое десятилетних мальчишек, захлебываясь от восторга, качаются на качелях. Напротив, на такой же зеленой скамейке, сидели две женщины с детьми примерно того же возраста, что и Сьюзен. Женщины весело помахали Дженет, и та приветливо махнула им в ответ, радуясь, что на этот раз ей не нужно лгать, описывая свои роды. Ей было просто хорошо сидеть вот так, в парке, вместе с другими матерями. И день был такой ясный, радостный.
Когда пришло время идти домой, Дженет усадила Сьюзен в коляску и повезла ее мимо женщин на скамейке.
— Смотри, — сказала одна из них своему ребенку, — еще один новорожденный.
Малыши, сидя в своих колясках, невозмутимо уставились на Сьюзен.
— Вовсе не новорожденный, — с улыбкой возразила Дженет.
— Господи, я уже и забыла, когда моя Джесси была такой маленькой! — воскликнула одна из женщин.
— А мой Пол вообще никогда не был таким крохотным, — заметила другая. — Когда он родился, то весил десять фунтов две унции.
Дженет, склонившись над коляской, улыбнулась Сьюзен.
— Ты слышала? — сказала она. — Ну, ничего, подожди. Скоро ты вырастешь и станешь такой же, как эти малыши. Мне тебя даже будет не поднять.
Сидящая в коляске Сьюзен была так прекрасна, что Дженет не могла отвести от нее глаз. Ей захотелось снова взять девочку на руки, но вместо этого она расправила ее платьице.
— Сколько ей? — спросила Дженет одна из женщин. — Недель шесть?
— Ну что вы! — рассмеялась Дженет. — Ей пять месяцев. И одежду она носит уже шестого размера.
Женщины переглянулись. Они прекрасно знали, что шестой размер — одежда для младенцев.
— При рождении она весила всего пять фунтов шесть унций, — сообщила немного встревоженная Дженет.
Сьюзен тем временем развязала чепчик, и женщины принялись ее разглядывать.
— А вашим сколько? — насторожившись, спросила Дженет.
— Какой чудесный чепчик, — сказала первая женщина. — Я еще не видела таких хорошеньких.
Дженет внимательно взглянула на малышей в колясках. Оба были раза в два крупнее Сьюзен, и Дженет решила, что им примерно год — полтора.
— А сколько лет вашим? — поинтересовалась Дженет.
— Джесси скоро будет четыре месяца, а Полу уже шесть, — тихо ответила одна из женщин.
— Моя дочка такая миниатюрная, — быстро проговорила Дженет, чувствуя себя так, как будто ей дали пощечину.
— Верно, — так же быстро согласилась одна из женщин. — Вырастет и станет очаровательной крошкой с голубыми глазками. Мальчишки от нее будут без ума.
