– Да, Дмитрий Андреевич, лихо вы с этой паховой грыжей расправились. Меньше чем за полчаса. Здорово, – с улыбкой на устах попыталась она сделать мне неуклюжий комплимент.
– А почему паховой? – удивился я.
– Как почему? Мы же сейчас только что паховую грыжу оперировали! – продолжала улыбаться моя ассистентка.
– Позвольте, Ирина Арчибальдовна, но грыжа-то была бедренная! Я ее просто паховым доступом прооперировал.
– Да? – улыбка и радость моментально сползли с ее красивого лица, и она закручинилась. – Признаться, давно я на грыжах не стояла.
Я скромно промолчал, но про себя сделал кое-какие выводы.
Ирина Арчибальдовна после этого случая больше не улыбалась. Ходила задумчивая и тихая, безропотно взялась за лечение больных с воспалительными заболеваниями кожи и мягких тканей. Я показал ей, как правильно вскрывать флегмоны на предплечье и в ненавязчивой форме прочитал на эту тему мини-лекцию. Она очень внимательно выслушала мои слова. Что-то там даже записала в дорогую в кожаной обложке записную книжку.
А через неделю она уволилась. Причем даже не попрощалась. Просто не вышла утром на работу и все. Я подождал до обеда и хотел уже было звонить Волобуеву, чтоб прояснить обстановку. Но начальник госпиталя опередил меня: позвонил сам.
– Дмитрий Андреевич, Ирина Арчибальдовна у вас больше не работает, – металлическим голосом сообщил подполковник, – передайте ее больных другим докторам.
– Что-то серьезное? – не выдержал и поинтересовался я.
– Точно не знаю, но вроде бы ее куда-то взяли по специальности – проктологом.
Про ее новенький стол и компьютер с принтером я благоразумно промолчал. Теперь за ним сидит и работает Нина Александровна. Не отбирают, и ладно. Как говорится: не было бы счастья, так несчастье помогло.
О солдатской смекалке, или Еще раз про сачков
Понятия «смекалка» и «сачок» в госпитале среди военнослужащих срочной службы почти тождественны. Всяк, будь то солдат пехоты или матрос боевого корабля, вкусив все прелести местной жизни, начинает активно искать любые входы по их продлению. Ну, а что? Спишь, сколько хочешь, ешь, сколько влезет, целыми днями валяешь дурака и, по большому счету, ничего утруждающего свой юный организм не делаешь. А срок службы тем временем понемногу уменьшается. Чем дольше пробудешь на больничной койке, тем меньше придется тянуть солдатскую лямку. Солдат спит, а служба идет.
Думаю, если бы дни, проведенные в госпиталях, да в санчастях, да в разных там медротах, у нас не засчитывались в воинский стаж, то таких хитрецов поубавилось бы в разы. А что, прогасился боец на больничной койке с фурункулом на своей нежной заднице с месячишко, а ему потом бы раз! – и еще на такой же точно месяц службу продлевают. Проторчал три недели с натертыми ногами из-за того, что лень было в свое время носки, пропитанные потом, постирать да просушить. Их и приплюсовать. Закосил с больным животом, выпил втихаря разной дряни, чтоб пронесло. Понежился на чистых простынях с пятиразовым питанием месяца полтора. Вперед, на полигон – поползай, помеси грязь столько же.
Не спорю: встречаются и истинные больные с настоящими, а иногда даже с очень серьезными и опасными заболеваниями. Таким предлагаю ставить на личном деле особый знак красным фломастером. Ну, типа «ИБ» – истинно больной, и если не подлежит комиссованию, то увольнять в срок. Возможно, не все сейчас поняли и оценили мою шутку юмора. Но как говорится: с кем поведешься. А я у военных работал…
Тут наш компьютерный гений, заматеревший уже сачок из солдат-срочников Володя, что был оставлен еще до меня для работы в госпитале и переживший эпидемию ветрянки, показал как-то нам на компьютере странички в соцсетях наших самых отъявленных «косарей» из тех, что лучше без резиновых перчаток, прямо голыми руками толчок станут драить в госпитале, чем поползут по снегу полигона с полной выкладкой с автоматом в руках. У нас их целая палата скопилась: человек шесть. И почти все неприкасаемые: кто у Волобуева в штабе работает, кто на Горошину пашет, кто Твердолобову помогает разные накладные оформлять. Все нужные для начальства люди.
Оказывается, это они тут, на территории госпиталя, скромные и неприметные работники штабных кабинетов, затемненных каптерок и прикрытых железной дверью складов. А там, в мире грез и неограниченных возможностей, они настоящие воины. Куда там какому-то киношному Рембо до них. На своих страничках они мужественные и сильные солдаты, бесстрашные защитники Отечества, не ведающие страха Мужчины. Ах, столько красивых девочек им поставило кучу лайков. Мммм! И когда только умудрились?
Вот, например, Боря Горбунов – двадцатитрехлетний юноша, выпускник сельхозакадемии, попавший к нам из пулеметной роты, где он и прослужил-то всего недели три. Присягу только-только принял и сразу загремел в госпиталь с плоскостопием третьей степени. Стопы, что ласты – еле ходит, даже не ходит, а шлепает, переваливаясь с боку на бок, словно пингвин. Сам маленький, весь какой-то прилизанный, с вечно заискивающим взглядом: чего изволите-с?
А вот по многочисленным снимкам ВКонтакте Боря реальный и Боря виртуальный – два разных человека. Тут, в госпитале, он… просто Боря. А там – гордый и бесстрашный Орел. Бросилась в глаза одна фотка, где он весь с ног до головы, даже вокруг тощей шейки, обмотан новенькими пулеметными лентами с блестящими желтыми боевыми патронами, что твоя новогодняя елка игрушками. В засученных до локтей костлявых волосатых руках ручной пулемет Печенег. Вид решительный, взгляд суровый и дерзкий. Такое ощущение, что прямо сейчас с экрана ринется он в атаку с нечеловеческими воплями типа: аааааа!! Ыыыыы!!!! и примется поливать от бедра длинными очередями. Бойся враг – то сам Боря Горбунов на тебя идет, смерть твоя.
Судя по тому, что форма на нем еще новенькая и незамызганная, сделал он сие изображение где-то в районе присяги. Когда их на курсе молодого бойца знакомили со штатным оружием подразделения, где предстояло служить. Теперь у Бори на форменных штанах вышарканный зад и стертые локти на гимнастерке. Он личный писарь у начмеда Горошины. Приходится много елозить попой по крытому жестким дерматином стулу и локтями по полировке письменного стола, заполняя уйму секретных и не очень бумаг.
Гриша Черпайло – человек-легенда. Его уже трижды отправляли из хирургического отделения назад в часть. И он трижды же возвращался в госпиталь под надуманным предлогом. У Гриши патологическая боязнь военной службы. Когда речь заходит о его командире роты, суровом капитане Абакумове, он начинает заикаться. Рядовой Черпайло числится рядовым в зенитной батарее, и его командир очень недоволен тем, что его боец уже как полгода прохлаждается в госпитале. Но Гриша нужен полковнику запаса Твердохлебову. Очень уж ловко и без помарок он копирует разного рода чертежи, что так нужны заму Волобуева по АХЧ. А капитан Абакумов уважает полковника, хоть и в запасе, и, скрипя зубами, закрывает глаза, что рядовой Черпайло уже седьмой месяц лечит несуществующий геморрой.
Вот Гриша точно превзошел всех своих товарищей. Ни у кого нет такого снимка, где он с мужественным выражением лица, где не дрогнул ни один мускул, ведет огонь из зенитного орудия, вступив в смертельную схватку с пикирующим на него самолетом. Что там за самолет, я не понял: не очень в них разбираюсь. Но несется он прямо на Гришу, посылая впереди себя из торчащих из корпуса пулеметов огненные строчки раскаленных пуль. Это после мне объяснили, что это все просто отличный и умелый фотошоп. Но как впечатляет: особенно чуть прищуренный глаз и спокойный вид метко разящего врага зенитчика Черпайло.
