В нашем госпитале, уже так повелось с незапамятных времен, обитают ставшими почти ручными котики. Где они точно спят, не скажу, зато могу рассказать, где и что они едят. Их около десятка. И все они сытые и откормленные, имеют на шее противоблошиный ошейник и очень довольны своей судьбой. Начальник госпиталя время от времени приказывает удалить их с территории, но это, на мой взгляд, простая формальность. Ну как можно выкинуть за забор таких милых и забавных животных. На камбузе им всегда оставляют вкусненькие кусочки, а остальной персонал каждый раз захватывает из дома для них корм.
У нас даже перед КПП долгое время висел плакат: вход с собаками на территорию части строго запрещен. Знаете, последнее время развелось много такого гламурного вида дамочек, что без маленьких собачек уже и в туалет не сходят. А их тут много к нам на разные консультации шастает. Не к нам, так на кафедру ВМА. Но все равно – собачка у них на руках, и они пытаются так вместе с ней и просочиться. Предупреждение повесили – вроде поменьше стало.
Тут как-то иду рано утром на работу: дождь проливной хлещет, молния сверкает, земля гудит от льющейся с просвинцованного неба потока прохладной воды. У самых ворот КПП привязана небольшая такая собачка: то ли пудель, то ли еще кто. Лохматый в общем сильно песик. Хозяева вместе с ним пришли на консультацию к травматологу, а тут прямо бьющий в глаза плакат: с псиной нельзя. Недолго думая, привязали животное и прошли на территорию. А тут дождь лупанул. Собака жмется к стене, трясется, а деться никуда не может: короткий поводок не пускает. Захожу вовнутрь здания. Первым, кто бросился в глаза – это толстый упитанный рыжий котяра по кличке Кирилл. Он любимец вахтеров КПП. Сидит на сухом полу как раз посередине помещения и не спеша лапки лижет: умывает их после сытного завтрака. Дискриминация налицо.
Котики при появлении Волобуева прячутся по разным углам, а когда он проходит мимо, вновь выбегают на территорию и весело резвятся на просторах госпитального двора. В инфекционном отделении и вовсе уже несколько лет живет штатный кот Матвей. Он уже стал вроде тамошней достопримечательности. У него есть свое спальное место недалеко от ординаторской, постель и мисочка для корма. Он зорко следит и ревностно охраняет свою территорию от посягательства мурлыкающих пришельцев. И начальник госпиталя ни слова не говорит о его проживании. Матвей пережил уже четырех начальников учреждения, и даст Бог еще столько же.
Как-то раз, когда за окном моросил мерзкий холодный дождь, а серые тучи полностью закрыли нависшее над городом небо, Нина Александровна услыхала жалобный писк маленького существа. Как это у нее получилось, не знаю: у нас все же третий этаж. Только бросилась она тогда стремглав на улицу, быстро обогнула здание госпиталя и буквально из-под колес мчащихся по проспекту блестящих автомобилей вырвала трясущийся мокрый комочек. Он жалобно попискивал, так как кричать уже не было сил.
Комочком оказался юный котик, который непонятно как попал на проезжую часть. Он растерянно озирался по сторонам, жался к Нине Александровне и беззвучно открывал маленький ротик, с его свалявшейся шерстки капала грязная вода. Можно только догадываться, что пережил этот малыш там, на проезжей части, где словно угорелые носились многотонные железные монстры.
Доктор Улыбина назвала найденыша Феликсом, отмыла его, накормила, успокоила, определила ему секретное место в дальнем углу, куда Волобуев почти не заходит. Лично я никаких препятствий для его проживания не чинил. Теперь он уже взрослый хитрый сытый котик, полноправный член хирургического отделения. От доктора Улыбиной не оторвешь. Она ему теперь вторая мама.
И вот этому славному доктору, чтоб устроиться к нам, пришлось полгода бесплатно поработать в отделении волонтером, походить со мной почти на все операции. И лишь только после моего двадцать пятого или двадцать шестого напоминания Волобуев дал добро на ее трудоустройство.
Когда Нина Александровна вошла в штат отделения, то оказалось, что ее не могут обеспечить рабочим местом. Вернее, место-то есть, но нет стола, за которым она могла бы сидеть и спокойно заниматься нескончаемой бумажной составляющей. Пришлось ей делить один стол на двоих с другой девушкой, Светланой Геннадьевной, которая уже была в составе хирургического отделения еще до моего прихода.
Я к чему сейчас так подробно все это рассказываю? А к тому, что талантливая доктор после ряда мытарств все же попала туда, куда хотела, а должные условия мы ей создать не в силах. Она, правда, не в обиде: главное – теперь при деле, оперирует и ведет больных. Отсутствие своего стола и компьютера – это еще не самое худшее в жизни молодого хирурга. Я раз пять обращался к заму по АХЧ Твердолобову, но всякий раз получал настойчивый отказ: пока нет.
Обычным весенним утром, когда уже нет нужды закрывать форточки и пьянящий запах цветущей сирени уже ничем не перебить, настолько он густой и терпкий, я все же учуял запах дорогих женских духов. Да, именно так: сначала возник чарующий тонкий аромат, а только потом я разглядел источающую его даму. Очень ухоженная молодая женщина в сопровождении Волобуева без стука проследовала в мой кабинет. Я так был захвачен написанием протокола только что выполненной мной операции, что если б не запах, буквально вскруживший голову, то еще долго не обратил бы внимания на вошедших.
Марат Иванович, пропустив свою спутницу впереди себя, остановился недалеко от письменного стола, где я корпел над бумагами и с присущим ему прищуром принялся изучать меня.
– Здравия желаю, – громко поприветствовал я начальника госпиталя, оторвавшись от компьютерной клавиатуры, встав со своего места.
– Доброе утро, Дмитрий Андреевич, – цинично, сквозь зубы процедил подполковник, – вот так вас любой супостат в плен легко захватит. Мы тут с Ириной Арчибальдовной за вами минут пять, как наблюдаем, – тут он скосил глаза на свою шикарную спутницу, молчаливо замершую справа от него. Элегантный бежевый костюм не скрывал ее приковывающих мужской взгляд форм, а весь ее внешний вид говорил, что ей здесь уже стало не интересно. Ее красивое личико выражало тоску и скуку.
– Так, а для чего я супостату сдался? Чего меня в плен брать? Спросят – я им и так все скажу, – при этих словах лицо Волобуева нахмурилось, а Ирина Арчибальдовна уже с интересом второй раз посмотрела на меня, – все равно военной тайны не знаю, а секретные бумаги, – тут я кивнул на многочисленные толстенные папки с документацией, пылящиеся в шкафу за моей спиной, – что мы тут усиленно пишем, по большому счету, никакого интереса, кроме проверяющих не представляют.
– Смешно, – скривился Волобуев и решительным шагом подошел к ближайшему стулу. – Садитесь, Ирина Арчибальдовна, – подполковник широким жестом указал ей на соседний стул. Дождавшись, когда она бережно сядет на край, стараясь не помять свои идеально отутюженные брюки, плюхнулся рядом. – Ирина Арчибальдовна Григорович-Ландо – врач-хирург, с завтрашнего дня будет работать у вас в отделении под вашим началом, – буднично сообщил Волобуев и растянул бледные губы в дежурной улыбке.
– Очень приятно, – слукавил я и назвал свое ФИО.
– Не скажу то же самое, – ангельским таким голоском ответила госпожа Григорович-Ландо, волооко обведя меня и мой давно не ремонтированный кабинет. Судя по первой фамилии и по скорости ее внедрения в наши ряды самим начальником, она имела непосредственное отношение к генерал-майору Григоровичу, недавно переведенному в Питер из Москвы в штаб Западного военного округа. Кто-то совсем недавно в разговоре упомянул его фамилию.
