– Я жалобу на вас напишу! – не сдается девушка.
– Пишите, ваше право!
– Майор, вам что, тяжело принять еще одного пациента? – не выдерживаю я и вмешиваюсь в диалог.
– Дмитрий Андреевич, увы, – он картинно разводит руками, – не могу! У нас каждый больной должен находиться на койке! Заметьте, не на кушетке, не на топчане, а на обычной больничной койке. Мы на сегодня заявленные места заполнили полностью. Для чего нужно было его везти к нам? – он переводит взгляд с меня на смутившуюся девушку, но плохо видит ее.
– К вам ближе всего было везти, – уже чуть не плачет фельдшерица. – Он здесь рядом, на Циолковского живет, в паре кварталов от вас.
– А не нужно думать, – майор вернул очки на место и строго посмотрел на раскрасневшуюся собеседницу, – нужно согласовывать с бюро госпитализаций.
Я его знаю, майор мне даже несколько раз ассистировал на операциях: он хороший парень и неплохой хирург, но он военный и не может поступиться приказом. Вздыхаю и поворачиваю назад, пытаясь уйти.
– Может, вы его тогда к себе возьмете? – неожиданно глаза девушки вспыхивают. Она слезящимися глазами успела прочитать мой бейдж, где на красном фоне помимо моего ФИО значилось: «заведующий хирургическим отделением военно-морского госпиталя».
– Исключено, – выдавливаю из себя.
– Но почему? Вы тоже заполнены?
– А мы вообще по экстренке не работаем. Мы не принимаем гражданских лиц. Так как не входим, – я киваю в сторону майора, – в отличие от них, в систему ОМС.
– Ой, ну что же мне делать? – нервно заламывает руки девушка.
– Послушайте, – майор спускается по лестнице вниз и быстро подходит к фельдшерице, – вот пока вы тут отношения выясняете, можно было уже пять раз позвонить в бюро госпитализации и узнать, куда, наконец, можно больного пристроить.
Девушка просветлевшим взглядом смотрит то на него, то на меня. Я согласно поддакиваю. Последний раз, одарив нас не очень приятным взглядом, она кидается к своей «скорой». Через минуту слышно, как уже по рации с кем-то громко разговаривает. Еще через пять минут «скорая», врубив на полную мощность сирену и мигалку, выруливает за ворота.
– В Мариинку погнали, – со знанием дела говорит майор, ежась от налетевшего с Невы ветерка.
– А куда же еще, – охотно соглашаюсь с ним. Мы расходимся. Майор идет заниматься теми больными, кто поступил к ним на кафедру накануне. Как он обмолвился, двоих нужно срочно оперировать: «созрели». Их уже готовят анестезиологи. А я продолжил прерванный обход. Еще нужно заглянуть в инфекцию.
Мариинка, или Мариинская больница – старейшее лечебное учреждение Питера, основана в 1803 году, расположена в самом центре города, на Литейном проспекте. Территориально не так далека от госпиталя. Она работает 24 часа в сутки, семь дней в неделю, 365 дней в году. Туда можно везти сколько угодно пациентов, все равно, вряд ли кого развернут назад. Место найдут, даже если это будет топчан или последняя кушетка в больнице, взятая из смотровой приемного покоя. Это – гражданская больница.
Помню, когда я работал в одной из подобных крупных больниц Питера, оказывающей круглосуточную экстренную хирургическую помощь, у нас закончились места. Совсем закончились: такая ситуация здесь не редкость. Кроме того, оказались занятыми все хирургические столы, отданные под экстренные операции, и задействованы все ночные анестезиологи, операционные сестры, сестры-анестезисты и хирурги. Оставалась еще пара специалистов в приемном покое, где в тот момент яблоку негде было упасть от наплыва больных, и я, человек, координирующий все действия и отвечающий за всю хирургическую службу больницы до начала рабочего дня. Какое-то время мы просто физически не могли спасать людей в операционной.
Время подходило к пяти утра. Я, будучи ответственным хирургом, позвонил в бюро госпитализации и, обрисовав создавшуюся ситуацию, слезно попросил их никого больше к нам не везти. Хотя бы пока не освободится один хирургический стол. Меня крепко заверили, что идут нам навстречу. Я, окрыленный пониманием коллег на том конце провода, спустился вниз, в приемный покой, чтоб «разгрести» скопившийся «завал».
Не прошло и 20 минут, как сотрудники «скорой помощи», минуя приемный покой, прямо в операционную привезли пострадавшего с ранением сердца. Я бросился наперерез.
– Вы что творите? – с гневом обрушился я на мордатого щекастого парня в форме врача «скорой помощи».
– Ранение в область сердца! – громко объявил он, перегружая раненого со своей каталки на нашу.
– А вас что, не предупредили, что у нас все столы заняты? – просипел я, пытаясь унять навалившуюся одышку, последствия быстрого бега.
– Предупредили, но я действовал строго по инструкции! – невозмутимо ответил он, сбрасывая на пол окровавленные тряпки.
– Какой еще инструкции?!
– Доставить пострадавшего с ранением сердца в ближайший хирургический стационар! – спокойно сообщил мордатый, пытаясь просочиться мимо меня со своей каталкой.
– Хорошо, вот ты доставил, – стараясь держать себя в руках, подошел я к нему, – а теперь посмотри: где его оперировать?!
– Не знаю. Но вы сами гляньте, у него рана под левым соском, вены на шее набухли, давление низкое, бледный, тахикардия…
– Это молодец, что ты все симптомы правильно усвоил. Только как ему помочь? Чем помочь? Смотри, – я крепко взял его за локоть и развернул в сторону операционной, где за всеми столами шли операции. – Ни одного свободного. Вот ты его привез – молоток! А дальше? Его что, стены, по-твоему, теперь больничные лечить будут?
– Я действовал строго по инструкции! – без тени сомнения нагло так заявляет сотрудник «скорой помощи». – Отпустите меня.
– Ты же мог его отвезти в военно-медицинскую академию! Кафедра военно-полевой хирургии всегда делает исключение для таких пострадавших. Да, они километров на пять дальше нас. Но ты же его не волоком на плащ-палатке тащишь, а на машине. Утро – пробок нет! Что туда-то не отвезти?
Но мордатый уже не ответил мне. Пока я осматривал раненого, он тихой сапой свалил, толкая впереди свою запачканную кровью каталку. Я остался один на один с раненым в сердце. Жаль, что я не заметил, как он улизнул…
Не расстраивайся, читатель, тот раненый был мною все же спасен. Пришлось начать операцию прямо на каталке. Выкатили из плановой операционной еще один наркозный аппарат. Один анестезиолог давал сразу два наркоза. А одна операционная сестра обслуживала сразу две бригады, развернув дополнительно еще один стол. Против всяких правил, а что было делать? В помощь я взял врача-интерна, постигавшего азы хирургии вторым ассистентом за соседним столом. И пока мы в таких вот военно-полевых условиях спасали жизни, бюро госпитализации, от своих щедрот, нам подкинуло еще пару-тройку пациентов. Хорошо, что их не нужно было сразу всех оперировать. Вот тебе гражданская медицина.
У военных в мирное время в обычном госпитале подвиг вряд ли совершишь. Да и откуда ему, подвигу, взяться, если паховая грыжа здесь предел мечтаний. Удаление вены при варикозной болезни – потолок хирургического искусства. Если нет раненых, а их после эпидемии ветрянки что-то перестали нам доставлять, тянется хирургическая рутина.
