Второй воин, собрат Вадика по несчастью, полный тезка знаменитого литературного героя, только этим и был на него похож. Да, он тоже поначалу встал на дыбы: вы что, какая еще операционная? Я сюда Родину пришел защищать, а не кровь чужую в операционной по полу размазывать да другую, не мужскую работу выполнять.
– То есть плиту от ротного миномета поинтересней будет тягать? – прищурился я во время нашего с ним разговора.
– Я не только плиту ношу, но и ствол тоже. Мы меняемся.
– Да еще пульнуть пару раз дадут. Шарахнешь миной по мятой мишени.
– У нас не мишени, а старая, списанная техника. Танк даже есть настоящий, – насупился Теркин.
– А танк не мишень, по-твоему?
Давить на Василия с такой фамилией я не стал. Пускай, думаю, едет в часть, раз такое дело. А вдруг у человека талант военного проснулся. А ну, как он прирожденный минометчик, а я лишаю российскую армию такого ценного приобретения? Когда-нибудь хирургическое отделение заполнится, и подберем себе не спеша нужные кадры. Уже не торопясь, тщательно присматриваясь к потенциальным кандидатам, выберем лучших. В таком деле торопиться не нужно. А пока девчата пускай сами, одни справляются. Ведь работы еще не так много.
Однако на следующий день минометчик робко постучался ко мне в кабинет, не глядя в глаза, объявил, что он решил попробовать себя в новом амплуа.
– Дмитрий Андреевич, только давайте сразу договоримся, если мне что-то не понравится у вас, вы меня тут же обратно в часть отправьте, – сбивчиво предупредил меня новоявленный санитар. – Не задерживайте, пожалуйста.
– О чем речь? – обрадовался я. – Давай для начала пару недель поприсматривайся. Войди в курс дела, так сказать. Если за этот промежуток времени твое мнение не изменится и ты вдруг страстно возжелаешь покинуть наши ряды, я тебя удерживать и уговаривать не буду.
– Вы обещаете? – глаза парня вспыхнули, лицо просветлело. Только сейчас я заметил, какой плутовской огонек в них вспыхнул и тут же погас.
Неделю Василий Теркин постигал матчасть. Под руководством Раисы Ивановны и Людмилы Петровны – второй нашей операционной медсестры, отличной работницы и, без преувеличения, симпатичной женщины, он постигал азы своей новой профессии. У нас еще трудилась одна молодая операционная медсестра Вероника, но она на тот момент находилась в очередном отпуске. А потому учеба юного дарования проходила без ее участия.
Начинающий санитар все схватывал буквально на лету. Поражало то, что ему не нужно было повторять по два раза.
– Это зажимы Микулича и Кохера, – показывала на похожие на ножницы хирургические инструменты Раиса Ивановна, – у них вот на конце имеются маленькие зубчики. Но одни изогнутые, а другие прямые. С ними будь осторожней, чтоб об них не порвать перчатки. А это зажимы Бильрота и «московские» они без зубов.
– Бильрота, «московские», Кохера, – уверенно вторил Теркин и безошибочно раскладывал зажимы по своим местам.
На то, что у иного студента медицинского вуза, порой уходил целый месяц, а многие и до сих пор толком не знают, этот деревенский парень из Калужской губернии выучил назубок за два дня.
Через неделю больные пошли, что называется, на потоке. Операции стали ежедневными по нескольку за день. Василий неплохо справлялся со своими обязанностями. Первые две-три операции он что-то там и напутал по мелочи: подключил не ту бестеневую лампу, забыл подложить под больного электрод от электрокоагулятора и что-то еще совсем незначительное. В целом процесс пошел. Он уже не вспоминал о нашем самом первом разговоре, а я и не напоминал. Работает человек и пускай себе работает спокойно. Если бы не нравилось, уже бы дал знать.
Позже мы подобрали ему в напарники Гришу Семенова, тощего нескладного парня, закончившего полиграфический институт и призванного пару месяцев назад в химические войска. У Гриши – серьезное плоскостопие. Он буквально маялся в тяжелых берцах, постоянно тянул свое подразделение вниз по всем спортивным и военно-прикладным показателям. Наконец кому-то там из его начальников пришла правильная мысль показать его хирургу. И тот уже направил его к нам для прохождения ВВК. Парня нужно было комиссовать. Какой из него служака? Опять вопрос к призвавшему его военкомату: для чего вы его засунули в вооруженные силы? А так как ВВК – мероприятие не простое, длинное и затянутое, то, чтоб он не скучал без дела, пристроили его в оперблок.
К сожалению, у военных очень много разного рода совещаний. Я их про себя прозвал ППР – посидели, поговорили, разошлись. А поговорить военные люди ой как умеют и любят. Причины ППР, на мой взгляд, ну абсолютно нелепые.
– Вы знаете, сколько положено военнослужащему мыла в месяц? – задает мне вопрос Волобуев, повстречав на территории госпиталя.
– Триста грамм, – наугад отвечаю я. Мне не до нормы сейчас мыла. У меня больной второй день без диагноза на отделении лежит. Прислали с дальнего гарнизона с какими-то непонятными тянущими болями в области мочевого пузыря, а что с ним, не совсем ясно. Вот иду в отделение рентгенодиагностики договориться насчет КТ живота и малого таза.
– Да вы что? – багровеет подполковник. – А как же вы нормы снабжения соблюдаете?
– Обычно, – пожимаю плечами, – выдаем по мере необходимости. В принципе, у каждого солдата всегда свое мыло имеется, магазинное. Нашим серым, солдатским брезгуют пользоваться.
– Безобразие! Сегодня же ко мне в кабинет на совещание! Все заведующие вместе со старшими сестрами. Сейчас десять утра! За это время завести журнал учета мыла и на совещании показать! Вопросы есть?
– Никак нет, – отвечаю без особого энтузиазма. Это же часа на два развезут. Будут рассусоливать про солдатское мыло. А его уже и правда давно никто не спрашивал. Я, кстати, так до сих пор не знаю эту самую норму.
Только с мылом разобрались, дня через два бежит посыльный из штаба – всех заведующих и старших сестер к начмеду на совещание, к 14:00.
– Не знаешь, чего собирают? – останавливаю солдата. Он лежит в нашем отделении якобы с грыжей, которую давно уже убрали, а теперь отирается в штабных писарях.
– Так краем уха слышал, что обнаружили непронумерованные графины.
– Ой, – вскрикивает Елена Андреевна – старшая, – точно! Вчера же эта мегера Генриетта Самуиловна по палатам лазила. А я там четыре графина заменила, а инвентарный номер забыла проставить.
И вот мы снова на ППР и выслушиваем лекцию о необходимости помечать вверенное нам имущество. Возмущаться бесполезно – себе дороже станет. Я на первых порах еще лез в бутылку, доказывал, что у меня лечебная работа на первом месте, что я хирург, что я врач, что мне по барабану все эти графины и прочая. Так меня живо поставили на место.
Раз вот так встал и открытым текстом прямо на совещании во всеуслышание и брякнул, что пока мы здесь ерундой занимаемся, солдату в терапевтическом отделении, видите ли, не хватило одного банана на полдник, и он позвонил маме, а у меня больные на операционном столе замерзают. Меня все ждут. Волобуев кривенько так ухмыльнулся и отпустил меня с ППР. А сами продолжили решать, как впредь не допустить такого вопиющего безобразия по поводу снабжения бананами военнослужащих срочной службы. Я, воодушевленный первой своей победой над армейским формализмом, полетел в операционную.
