Я позвонил Волобуеву и попросил его организовать приход в отделение уролога. Начальник госпиталя снова повысил на меня голос и процедил сквозь зубы, что сейчас придет и объяснит «этому капитану» политику партии и народа. Мне пришлось раздеться и, проводив завистливым взглядом отправившихся домой врачей и дневных медсестер, ожидать второй серии триллера под названием «Киста капитана Ефимова».
Через сорок минут беседы с упрямым капитаном, красный и потный Волобуев вышел из палаты Ефимова и обессиленно свалился на мое кресло. На него было жалко смотреть. Он сжимал и разжимал кулаки, бормотал нечленораздельные проклятия и никого вокруг не замечал. Взяв себя в руки, подполковник утер клетчатым носовым платком вспотевшее лицо и шею и, не глядя на меня, глухо произнес:
– Нтда, крепкий орешек.
Я ничего не ответил, а только скрипнул зубами: мой рабочий день закончился полтора часа назад. Тут еще подоспел начмед майор Горошина, и они на пару с Волобуевым принялись обсуждать, как им нейтрализовать зарвавшегося капитана.
– Господа офицеры, – прервал я их эмоциональный разговор, – мне кажется, нужно войти в создавшееся положение и найти уролога. Пускай он его как можно скорее прооперирует, и, думаю, на этом инцидент будет исчерпан.
– И где же я его вам возьму? – поднял голову Волобуев. – У меня в штате уролог не предусмотрен.
– Товарищ подполковник, разрешите, я с ним потолкую? – сорвался со своего места майор Горошина. – Дмитрий Андреевич у нас классный хирург, что, он не справится? А, Дмитрий Андреевич? – начмед покосился на меня.
– Не разрешаю, – громко пробурчал Волобуев. – Не дай Бог, после операции возникнут хоть какие-то осложнения, это все! Он в прокуратуру напишет. Эта гнида и так все фиксирует. Не удивлюсь, если у него в палате еще видеокамера установлена. Он же как-никак технарь. Для него это пара пустяков.
– Так, а что пойдет не так? – Горошина с удивлением посмотрел на начальника.
– Григорий Ипатьевич, это хирургия. Всякое может случиться, – Волобуев так вдавил свою пятую точку в самую глубину казенного кресла, что оно протяжно и жалобно пискнуло.
– Разрешите? – в дверь просунулась голова капитана Ефимова.
– Что еще? – напрягся начальник госпиталя.
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу начальнику отделения? – предельно вежливо поинтересовался капитан. И, получив разрешение, продолжил. – Дмитрий Андреевич, а у меня в палате нарушение санитарных норм. Там вентиляция не работает.
– Так откройте окно, – посоветовал я. – Либо форточку.
– Нет, так не годится. На улице очень холодно, я могу простудиться. А вентиляция существует, но она почему-то не работает. Я прошу прислать слесаря. Пускай глянет.
– Послушайте, какой слесарь?! – вспылил я. – Восьмой час. Уже глубокий вечер. Все слесари давно уже разошлись по домам. Завтра утром я вам пришлю слесаря.
– Утром? – Ефимов изобразил на лице глубокую задумчивость. – А до утра прикажете задыхаться? Я сейчас все это сфотографирую и напишу жалобу прокурору. Почему в предоперационных платах нет вентиляции.
– Послушайте, капитан, – заиграл желваками Волобуев, – идите к себе в плату, мы сейчас все уладим.
– Хорошо, – добрыми и ясными глазами посмотрел на всех нас Ефимов, – только еще учтите, что у вас не соблюден метраж. Сколько, простите, на одного человека положено метров? Если мне не изменяет память, семь квадратных метров. У меня четырехместная палата. Семью четыре – двадцать восемь. А у вас, извините, двадцать четыре метра. Четырех метров не хватает. И потом, не горит одна лампочка. Непорядок. Вызовите еще дежурного электрика.
– Перегорела, наверное, – в тон ему ровным голосом предположил я.
– Допускаю, но пускай все же электрик глянет, – улыбнулся Ефимов и, мягко ступая по линолеуму, вышел из кабинета.
– Нет, вы видели, какая гнида! – не сдержался Волобуев и добавил еще пару ласковых.
– Может, его все же отпустить домой? – подал голос насупившийся Горошина.
– Я тебе отпущу! – взорвался подполковник. – Я тебе так отпущу, что еще долго будешь меня помнить. Ты что, хочешь, чтоб нам шею намылили?!
– Никак нет!
– Ничего, и не таких обламывали!
– Да, парень-то с норовом, – заметил я. – И раз пошел ва-банк, то, видимо, ему это не впервой?
– Не впервой, – кивнул Волобуев и еще раз пискнул креслом. – Что оно у тебя все время пищит?!
– Так вы как-то уж больно жестко с ним обращаетесь, еще сломается, – нейтральным тоном предположил я.
– Возможно, – согласился Волобуев, вылез из кресла и подошел к окну. За плохо вымытым стеклом начиналась ночная жизнь. Темнота сгустилась, уже включили фонари на столбах, поток автомобилей на проспекте уменьшился, тускло блеснули первые звезды на безоблачном небе. Подполковник нервно постукивал пальцами по облупленному подоконнику.
– Может, его в люкс перевести? – напомнил о себе Горошина.
– Ты что, с дуба рухнул? – повернулся к нему Волобуев и окатил презрительным взглядом. – Завтра полковник Еремеев туда заезжает из штаба округа.
– С чем? – напрягся я. – И почему вы меня в известность не поставили?
– Да из головы вылетело. Да вы не переживайте. Он все равно за терапией будет зачислен. У них пока люкс занят, как только освободится, то сразу его переведем. У вас просто лежать будет. А терапевты полечат.
– Марат Иванович, уже почти двадцать один ноль-ноль. Нужно что-то уже решать? – сказал я ушедшему в раздумья Волобуеву.
– Вы заведующий отделением, вы и решайте!
– Хорошо, я его выпишу сейчас к чертовой матери! – взорвался я. – И всего делов!
– Я уже, кажется, сказал насчет выпишу! – подполковник начал медленно испепелять меня своим командирским взглядом.
– Время идет! – не отводя глаз, произнес я и почувствовал, что если мы еще тут пробудем хотя бы полчаса, то это будет мой последний рабочий день в данном учреждении. У меня все клокотало внутри и рвалось наружу. Мне стоило героических усилий, чтоб не дать волю чувствам.
– Ладно, переведите солдат из послеоперационной палаты в палату капитана, а его самого на их место. У вас эта, после люкса, самая приличная палата. А насчет уролога сейчас буду звонить главному хирургу округа. Пусть прикомандирует. Все. Сами тут ему объясните, я убыл. – Волобуев быстро пожал нам руки и бесшумно выскользнул в коридор. Горошина, сославшись на нечеловеческую занятость, сбежал через пару минут после шефа. Я остался один на один с бунтарем Ефимовым.
Надо отметить, что капитан отказался, чтоб из-за него одного перетаскивали четырех солдатиков, недавно перенесших послеоперационное вмешательство. Он согласился до утра побыть в своей палате, не смотря на сломанную вентиляцию и потухшую лампочку. Наверное, тут свою роль сыграло радостное известие о предоставлении ему лечащим врачом уролога. Первый тур не выиграл никто. И я ушел домой.
