– Вы что? Считаете, что генерал и в процедурку сунется? – обозначил я свое присутствие. – И начнет проверять, ровно или нет коробки с лекарствами выстроены в шкафу.
– Кто его знает! – скрипнув зубами, недовольно пробурчала Выжигина и демонстративно отвернулась от меня. – Нужно еще в перевязочную глянуть!
– Дмитрий Андреевич, шли бы вы отсюда, – зашептала мне на ухо старшая сестра, косясь в сторону Генриетты Самуиловны, уже направившей свои тяжелые шаги в сторону перевязочной. – Что вы все на рожон лезете? Вы что, не знаете, что она тут в госпитале серый кардинал. Оно вам надо с ней ссориться? Она же все Волобуеву доложит. А он ее, как маму родную, слушает.
– Елена Андреевна, позвольте, я сам решу, как и с кем, мне себя вести, – как можно приветливей ответил я старшей сестре. – Пока я еще заведующий этим отделением.
В этот самый момент из перевязочной комнаты с малиновым лицом, по которому градом текли крупные слезы, словно ошпаренная выбежала Татьяна Михайловна Самойлова, наша перевязочная медсестра. Милейшая, надо сказать, женщина, больше тридцати лет отдавшая работе в операционной и перевязочной и не имевшая за все время не то что нареканий, а даже устного замечания. Редкая умница и отличный работник, очень всегда доброжелательная и с неподдельным состраданием относящаяся к больным… На службу каждый день приходила на час раньше, чтоб тщательно подготовить рабочее место, и уходила домой только тогда, когда все больные перевязаны и вокруг все сияло чистотой и порядком. Увидев нас в коридоре, она остановилась и нерешительно посмотрела на меня и старшую.
– Татьяна Михайловна, что случилось? – я первым сделал ей шаг навстречу.
– Все в порядке, Дмитрий Андреевич, – вяло улыбнулась она, стараясь промокнуть носовым платком выступившие слезы.
– Татьяна Михайловна, вас главная обидела? – предположила Елена Андреевна.
– Сейчас я ей задам! – рванул я вперед, пытаясь как можно быстрей достичь перевязочной, где бесчинствовала мадам Выжигина.
– Ой, доктор! Не надо! – взмолилась Татьяна Михайловна. – Еще хуже будет! Я вас очень прошу – не ругайтесь с ней!
– Да, доктор, – подхватила ее старшая сестра, – вам она ничего не сделает, а после на нас отыграется!
– Хорошо! – я остановился в трех шагах от перевязочной и повернул назад. – Только я все равно ЭТОГО так не оставлю. Пускай только генерал уедет.
Как оказалось впоследствии, Выжигина не на шутку взъелась на Татьяну Михайловну из-за крема для рук. Да, из-за обычного крема. У нее после работы с дезсредсвами стала шелушиться кожа рук. Принесла из дома крем и положила его на стол рядом с различными журналами и тетрадями. Оказалось, что сей поступок, оказался тягчайшим воинским преступлением, лишь по чистой случайности не обнаружен высоким посетителем. Кто там и когда придумал, что держать на рабочем месте средства по уходу за кожей, подпорченной, кстати, на том самом месте агрессивными средами, не знаю. Но довести хорошего человека до слез довели.
Мои доводы, что нельзя так обращаться с людьми, были биты козырной фразой, которую я потом часто слышал из уст представителей министерства обороны: «Мы тут никого не держим! Не нравится – увольняйтесь!» И это при том, что очереди из желающих идти работать в госпиталь уж точно не наблюдалось. Сносить все эти военные приколы за весьма скромную зарплату отваживались не многие.
Итак, порядок в отделении восстановлен и, прямо скажу, выше всяких похвал, как, впрочем, и во всем остальном госпитале. Персонал, особенно младший и средний, поголовно в слезах и с повышенным артериальным давлением. Начальство нервно переминается с ноги на ногу у ворот КПП. Остальные врачи с любопытством прилипли к окнам, выходящим в сторону КПП. Все ждут. И вот без пяти десять ворота КПП широко распахнулись, и через них важно и деловито проплыл «Мерседес» представительского класса с номерами Западного военного округа. Из него степенно вылез однозвездный генерал в новеньком мундире и фуражке с высокой тульей.
Волобуев, старательно впечатывая в не высохшие до конца лужи на асфальте начищенные до зеркального блеска форменные ботинки, строевым шагом, с подобострастным видом приблизился к генералу и, торжественно отдав честь, что-то громко забубнил. Генерал несколько удивился, оглянулся по сторонам и, тоже приложив правую ладонь к голове, с растерянным видом стал слушать доклад. После начальника госпиталя к пациенту с красными лампасами подрулил заместитель начальника госпиталя майор Горошина и, лихо, козырнув под надвинутую на самый лоб фуражку, открыл рот. Тут, похоже, генерал не выдержал, махнул рукой и, стараясь не наступить в лужу, молча прошел мимо оторопевших офицеров. Горошина так и остался стоять с приоткрытым ртом и с ладонью у виска.
Генерал в сопровождении Волобуева не спеша поднялся на третий этаж и, сняв у входа в хирургическое отделение фуражку, шагнул через дверь, угодливо приоткрытую начальником госпиталя. Все врачи и медсестры, работавшие в тот день в отделении, как было велено, выстроились у входа в длинный ряд. Тут же с натянутой улыбочкой замерла и Генриетта Самуиловна. Я, как учили, представился явно смутившемуся генералу, и пожал предложенную им руку. Рукопожатие оказалось довольно крепким.
– Волобуев, ты чего тут устроил, а?! – Сизоносов недружелюбно покосился на начальника госпиталя. – Что за маскарад?
– Так это, – замямлил наш руководитель, наливаясь на глазах красным цветом, – мы вас, как положено…
– Я, вообще-то, на прием к вашему хирургу приехал! – грубо перебил его генерал. – Вот, – он кивнул в мою сторону, – к Дмитрию Андреевичу, и как пациент, а не как проверяющий. Сохранишь тут с вами инкогнито. Из всего шоу устроят. Поди, весь госпиталь на ушах с утра стоит?!
– Э, э… – заблеял вконец растерявшийся служака.
– Товарищи, прошу всех разойтись по своим рабочим местам! – генерал повернулся к остальным участникам трагикомедии и впервые улыбнулся. – Занимайтесь своим делом! Не нужно на меня обращать внимание. А вы, подполковник, можете идти к себе. Спасибо, что проводили! Дмитрий Андреевич, где мы можем побеседовать?
– Прошу! Вот мой кабинет! – Я распахнул дверь, пропуская Сизоносова вперед.
– Дмитрий Андреевич, – зашептал пунцовый от страха Волобуев, как только генерал скрылся за порогом моего кабинета, – я на вас надеюсь! Не подведите уж!
– Марат Иванович, все будет хорошо!
– Ладно! Звоните, если что! – он трясущейся рукой вытер уже изрядно влажным носовым платком вспотевший лоб и почему-то на цыпочках вышел из хирургии, бережно закрыв за собой дверь.
Врачи и медсестры, похихикивая промеж себя, неспешно разошлись. В коридоре осталась одна растерявшаяся Выжигина. Было заметно, что она явно опешила и не знает, что делать дальше. Тут ее внимание привлек молоденький дневальный в новой больничной пижаме с белоснежным воротничком, соляным столбом торчавший неподалеку, и она буквально зашипела на него:
– Ты куда, бестолочь, от двери отошел?! Ты где сейчас должен находиться?
