– Ну, а еще кто из докторов так себя ведет?
– Да почти все. Вот кроме хирурга и травматолога. Те тоже как-то быстро обход делают. А иногда и вовсе не приходят. Или я просто их не вижу.
– И что, женщины-врачи тоже орут на солдат?
– Бывает. Ой, что-то я заболталась тут с вами, а дело стоит, – вдруг спохватилась уборщица и, разбрызгивая мутную воду, с остервенением сунула свою тряпку в стоявшее неподалеку ведро.
– Так все-таки кто из женщин-докторов кричит на солдат? – не сдавался я, едва увернувшись от потока грязноватых брызг, прыснувших из ведра.
– Ой, ничего я не знаю! – еще больше смутилась женщина и принялась со знанием дела тщательно отжимать тряпку, перестав смотреть в мою сторону. – Забудьте все, что я вам сейчас наговорила. Забудьте!
– Да ладно. Не переживайте вы так, – как можно мягче сказал я. – Уж доносить на вас точно не стану.
– Хорошо, доктор. Идите уже! Не мешайте работать! – не поднимая головы, быстро произнесла уборщица и, отработанным движением накинув отжатую тряпку на перекладину швабры, принялась с остервенением скоблить выщербленный местами мрамор.
– Строить будем? – традиционным вопросом встретили меня в инфекционном отделении. Свое, хирургическое отделение, располагающееся на третьем этаже, я намерено пропустил.
– А как же! – напустив на себя грозный вид, ответил я. – И строить, и тщательно рыться в личных вещах больных и постельном белье будем! И искать запрещенную гражданскую одежду стану! И домашнюю еду из тумбочек сейчас извлеку на свет божий! Давайте! Живо стройте всех больных на центральный проход!
– Да тут Павел Кузьмич позавчера дежурил, – взволнованным голосом ответила побледневшая молоденькая медсестра, – все как следует перетряхнул! Вряд ли вы после него что еще найдете.
– А я что, похож на человека, которому нравится рыться в тумбочках и под матрасами? – широко улыбнулся я и подмигнул опешившей девушке.
– Не знаю. Я вас первый раз вижу, – неуверенно ответила она и с усилием раздвинула тонкие, бескровные губы в жалком подобии улыбки. – Так вы и тумбочки будете проверять?
– Расслабьтесь. Ничего мне этого не нужно. Не собираюсь я рыться в чужом исподнем. Я, простите, в ваш госпиталь врачом устроился, а не ищейкой. Поэтому просто постройте личный состав, проверю бойцов и кто у вас под наблюдением. А что вы так на меня странно смотрите? – я перехватил недоуменный взгляд медсестры. – Да, я в самом деле не собираюсь устраивать обыск и демонстрировать свою значимость.
– Нет! Нет! Все нормально. Только вот у нас с местами проблемы. Всего два осталось, под кишечные инфекции. Ветрянку больше принять не смогу, – спохватилась девушка, оказавшаяся Мариной. – Сейчас живо всех построю. А под наблюдением у нас сегодня никого нет. Вот только вечером поступили…
– Я их в приемном покое видел, – деликатно прервал я ее. – Уже успел пообщаться.
Инфекционное разительно отличается от других отделений госпиталя. В нем выделены особые палаты, именуемые «боксами», снабженные индивидуальными туалетами и кранами для умывания, призванные сохранять автономность находящихся в них пациентов с заразными инфекциями. Но сейчас принцип разделения инфекционных больных по диагнозам, мягко говоря, не соблюдался. Ветряная оспа лидировала, и мест для больных ею катастрофически не хватало. От чего все палаты, включая и боксы для больных с кишечными инфекциями, оказались переполненными пациентами с этой «детской» болезнью.
Передо мной на центральном проходе затаив дыхание замер строй странных людей с необычно зелеными лицами. Подойдя поближе, я увидел сплошную зеленую полосу вместо привычных человеческих лиц. Так густо оказались они прокрашены знаменитым раствором бриллиантовой зелени. Складывалось ощущение, что всех пациентов буквально с головой окунули в этот лечебный раствор и надолго задержали в нем. Инфекционное отделение отложилось в моей памяти специфическим запахом, напоминающим только что отмытый гальюн, и обилием людей с зеленой кожей.
Тусклый желтоватый свет над центральным проходом еле озарял унылые лица больных военнослужащих. Но, признаюсь, смотреть на них с серьезным видом оказалось делом не простым. Уж настолько неестественными выглядели их невеселые физиономии, раскрашенные в ядовито-зеленый цвет.
– Кто же вас так, ребята, отделал? – спросил я у двух крайних зеленорожих солдатиков.
– В смысле? – недоумевая, переглянулись между собой зеленолицые парни, словно видели друг друга в первый раз.
– Кто, спрашиваю, вас так добротно размалевал?!
– Да никто! Мы сами! Нам сказали смазать зеленкой пораженные участки кожи. Мы вот и смазали.
– Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет!
– Чего?!
– Аккуратней нужно было, – улыбнулся я.
– Так им все равно тут еще долго лежать, – попыталась заступиться за солдатиков медсестра. – А к выписке зеленка смоется, а одежда отстирается. Зато не убегут никуда. С такими-то рожами их в два счета вычислят.
– Это точно, – вздохнул я и вдруг приметил в строю одно лицо, выделявшееся на общем фоне. Вместо густой зелени на нем небольшими, аккуратными точками цвета свежей травы были обозначены места воспаления. – Как фамилия, боец?
– Долгополов! Рядовой Долгополов!
– А почему у тебя, Долгополов, лицо не размалевано, как у твоих товарищей?
– Так это, товарищ доктор, я же сам, перед зеркалом зеленкой кожу обрабатывал. А другие товарищей просили.
– Ясно. Молодец. А товарищи, значит, постарались на славу? – я обвел зеленорожий строй уничижительным взглядом. Больные, потупив взор, принялись рассматривать кто линолеум на полу, кто стену за моей спиной. – А что, – я повернул голову в сторону растерявшейся медсестры, – вы сами разве не обрабатываете бриллиантовой зеленью пациентов?
– У нас работы много! – насупилась девушка. – Отделение рассчитано на тридцать человек, а уже лежит сорок один! Я физически не успеваю! Вот даем им бутылек и ватные палочки, и они себя сами намазывают. Я же не виновата, что они такие бестолковые, – медсестра метнула глазами короткие молнии в замерший перед ней строй.
– А что, когда у вас перебор больных, вам разве еще одну сестру не выделяют?
– Фи! – скривила она тонкие губы на красивом личике. – Выделят! Как же! Жди! За такую зарплату кто сюда пойдет?!
Внезапно в кармане моего халата дал о себе знать мобильный телефон. Меня срочно вызывали в приемный покой. Привезли сразу шесть больных с ветряной оспой из Военно-космической академии имени Можайского. Я не стал продолжать наш душевный разговор, а распустил строй и бодрым шагом направился к выходу.
– Доктор, – Марина догнала меня почти у самых дверей, – учтите, у меня только два места! И так дополнительные кровати в палаты поставили, чего уж никак нельзя делать! Ни в одни санитарные нормы не укладывается!
