— Мятая бутылка, без этикеток. Благодарю, — отвинтив крышку, я присосался к горлышку, закатывая глаза.
Помню, маленький был, приезжали мы в Липецк по какой-то надобности, и мама водила меня в Нижний Парк, где помимо всего прочего была эта вода в фонтанчиках. Может, и извращение… но для меня эта вода осталась вкусом детства, наравне с пломбиром и шоколадом «Алёнка».
Потом, как водится, источники стали частными, и по официальной версии «пересохли». Для бутилирования их чудесным образом хватает, а вот в парковых фонтанчиках минералку, судя по отзывам старожилов, сперва разбавили, а потом и вовсе перекрыли. Кончилась!
А теперь, после Апокалипсиса, внезапно началась… Причём пробилась не только на старых местах, но и в нескольких новых.
С бутылкой в руках встал, опёрся привычно бедром о кухонный стол и…
— Не понял?
Илья, рассказывающий какую-то несмешную байку и сам же над ней подхихикивающий, повторил её ещё раз, отчего рептилоид закатил глаза.
— Не тебе, — отмахиваюсь от баффера, подходя к кухонной стойке и понимая, что та стала…
… выше. Ну или скорее — ниже стал я.
— Сука-а… — вырвалось у меня, — вот тебе и Наследие Крови! Две линии расовых коротышек в роду, а я ещё…
— А я думал, показалось, — флегматично заметил Анвар, открывая зашипевшую банку пива.
— Оказалось — не показалось, — скаламбурил Илья, на что я ожёг его злобным взглядом. Сбегав за рулеткой, отметился на дверном косяке и…
— Сто шестьдесят два, — подытоживаю результат голосом профессионального плакальщика. Перемериваю ещё раз, и полный самых дурных предчувствий, иду с рулеткой в душ.
Десять минут спустя я на кухне — чистый до скрипа, и мрачный до депрессивности. В руке тлеет сигарета, во рту как кошки насрали, в башке — безнадёжность и осознание бренности жизни.
— Ну и… — не выдержал Илья.
— Минус два сантиметра, — отзываюсь после короткой паузы, и некоторое время в кухне царит солидарная минута молчания.
— Это… — осторожно начинает Анвар, — совсем плохо, да? Я слышал, раньше делали операции по…
— Не совсем! — перебиваю его, пока кавказец не наговорил лишнего, — В статистику укладывается. Средних размеров. Просто…
Не зная, что сказать, пожимаю плечами. А действительно, что тут скажешь?
— Всё нормально? — Анвар заглядывает мне в глаза.
— Не дождётесь, — усмехаюсь кривовато.
— Если что… — начинает Илья.
— Буду иметь в виду, — перебиваю его, и следующие несколько минут слушаю неловкие шуточки и утешения, от которых неловко всем, и прежде всего утешителям. Та самая ситуация, когда все участники понимают собственный долбоебизм, но не в силах заткнуть фонтан косноязычия.
— Может, вырастет ещё, — неловко утешает Анвар, но замолкает неловок под моим взглядом.
— Ладно… — хлопнув себя по колену, поднимаюсь с табурета, — не буду грузить вас своими проблемами. Анвар, когда тебе показалось, что я меньше стал?
— Как из Локации вышли, — коротко ответил кавказец, высаживая остатки пива из банки одним длинным глотком и сминая её, как фольгу от шоколадки.
— Своя логика в этом есть, — киваю я, — узнать бы ещё её границы…
— Для начала, — подал голос Слава, — хорошо бы узнать, почему твоя одежда не висит мешком.
Для начала я глянул на обувь…
… и залип.
— К подошве что-то интересное прилипло? — с лёгкой ехидцей поинтересовался Слава.
— А? Нет… — трясу головой и снова смотрю на обувь, — просто ебень какая-то.
— Вот это, — стучу пальцем по подошве, — сорокового размера с утра было, а сейчас — тридцать восемь!
— Не попутал? — поинтересовался Илья.
— Я? — смотрю на него, как на больного, — Я в этих ботинках несколько лет на рыбалку отходил, и в них же бегал первые дни Апокалипсиса! С хуя ли перепутал?
— Та-ак… — заинтересовался Славка, сидящий с видом шахматиста, раздумывающего над ходом, — а другая одежда тоже старенькая?
— Ну да, футболка вот только новая. А что? Удобно… а штопаная там или нет…
— Да всем плевать! — отмахнулся рептилоид, — Проверь, футболка тебе не великовата?
— Думаешь? — я вытаращился на него, — Хотя да, чего это я…
— Великовата, — докладываю рептилоиду минуту спустя, — Не сильно, но в общем, заметно.
— Есть у меня одна идея… — туманно сказал Слава, — а чтоб лишнего не говорить, давай сюда всё барахло, с которым ты с первого дня бегаешь.
— Ага… в голове у меня начало проклёвываться понимание, и не теряя времени, я притащил всё недостающее и…
— … а это-то откуда?
Начатая пачка диетических картонных хлебцев, пять протеиновых батончиков, три батончика мюслишных, «баунти» и «сникерс», банка сайры в масле, банка икры минтая (не самого лучшего производителя), упаковка сухарей с изюмом и маком, упаковка маленьких сушек с маком и всё остальное, давным-давно выкинутое из рюкзака.
— Выкидывал же… — растерянно поворачиваюсь к Славе, — шутишь?! Шуточки, значит?!
— Да нет же! — сморщи физию рептилоид, — Какие, на хер, шуточки! Рост тебе тоже я уменьшил?
— А… ну да, — сажусь обратно, пытаясь собраться с мыслями, — Это что, Система?
— Похоже, — ответил Слава, потирая пальцем нижнюю губу, — Глянь, ты свои вещи как-то по-особому может видишь? Не?
— Заебися пахнет пися, если писе заебися! — прервала моё пучеглазенье Прелесть, спешащая поделиться новообретённой мудростью, — Вова…
Она затормошила меня, дёргая за нос.
— … а у меня пися пахнет заебися?
Прелесть смотрит на меня с ожиданием, явно не вкладывая в это никакого эротического подтекста и контекста. Перебарывая смущение, напоминаю себе, что пикси, по крайнее мере наши, размножаются партеногенезом
[21], и о сексе имеют весьма смутные понятия.
— Прелесть, ты вся целиком пахнешь хорошо! — с трудом нашёл я подходящие слова, не греша против истины. Пикси пахнут медвяными цветами и почему-то молоком, а когда вспотеют — соком растений, и тоже вполне себе приятным. Дремать крылатая мелочь предпочитает на рюкзаке, а для общения — садится на плечо или на голову, так что нанюхался…
Подлетев поближе, она оттянула мне веки и заглянула в глаза — не обманываю и я её? Убедившись, что не обманываю, Прелесть полетела к подругам, донимающим кавказского блюстителя морали писклявым хороводом, распевающим на все лады строки про писю, которой заебися.
