— Прелесть! — подтверждаю я, — Очаровательная феечка!
— Мы — пикся! — нахмурилась кавайное чудовище, и как мне показалось — обиделась.
— Ну прости, очаровательная пикся!
— Очаровательная? — подлетела ещё одна товарка, одетая в такую же одёжку, с острой косточкой-копьём в пухлых ручках, — Мы?
Мордашка такая же удивлённая, большие глаза смотрят на меня, часто мигая.
— Прелесть, — киваю я.
— Прелесть — мы, — насупилась первая, подлетая поближе, а я машинально прикинул рост — сантиметров восемнадцать-двадцать.
— Прелесть, — соглашаюсь с ней, — очаровательная прелесть!
Пикся зарумянилась и подлетела ещё ближе, и я расплылся в умилении. Будто почувствовав эмоции, крылатое создание заулыбалось мне. Покопавшись в кармане куртки, я вытащил конфету, разворачивая её.
— Будешь? — протягиваю Прелести, — Сладкая!
— Мне? — пикся повисла в воздухе, и даже её стрекозиные крылышки замерли…
«Что значит, летают за счёт магии…»
— … что надо делать? — не отрывая глаз от конфеты, поинтересовалась Прелесть с обречённым видом.
— Делать? — удивляюсь я, — Да ничего! Просто так, от чистого сердца угощаю.
— Просто… — неверяще сказал она и подлетела, цапая ириску. Нюх-нюх-нюх…
— Просто конфета! — растерянно поделилась она с товарками, коих набралось уже десятка три, если не больше.
— Вкуфная… — прочавкала Прелесть через несколько секунд с видом наркоманки, дорвавшейся до дозы.
— … просто конфета… — слышу писклявые разговоры.
— … прелесть! Мы — прелесть!
— Очаровательная! — поправила другая зубастая пискля.
— Петом? — требовательно спросила одна из пикси, показывая на чавкающую Прелесть, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду.
— Петом? Нет… просто угостил, как друга.
— Друг-друг-друг… — запищали они, подлетая ближе, — друг-человека…
Одна из них принюхалась к поджившей царапине на запястье и бесцеремонно сковырнула болячку.
— Не человека! — уверенно констатировала она, — Мало человека!
Я открыл было рот… и закрыл его, потому что одной частью сознания я продолжал помнить, что «Мама учительница, а папа — подлец», как сочувственно озвучила однажды сердобольная соседка во времена далёкого детства.
Другая же часть сознания знала, что папаша мой — почти чистокровный кендер.
А мама наполовину хоббитушка, а почти наполовину человечка с толикой крови тёмных эльфов.
— Бред…
Сознание упорно считало иначе. А чё такого?! Вон, Серёга почти чистокровный цверг и на одну восьмую кобольд, и никого это не волнует! В Советском Союзе все национальности были равны!
— А какая разница? — говорю вслух, — Я вообще интернационалист и не считаю одни национальности и расы хуже других!
— Парни! — кричу издали, высоко поднимая руку с ружьём, — Я тут с гостями! Не стреляйте!
— Вот… — старательно давя лыбу при виде Анвара, прикрывающего мохнатые мудя автоматом. Впрочем, горец не слишком-то стесняется наготы, и тот факт, что он схватился в первую очередь за оружие, говорит исключительно в его пользу, — познакомьтесь.
— Пикся, — вылетев из-за моей спины, представилась моя знакомица, делая в воздухе подобие книксена, — Очаровательная Прелесть! Друг!
— Действительно — Прелесть! — засмеялся Серёга, рассматривая застеснявшуюся пикси.
— Конфета есть? — подлетела к нему другая пикся, ревниво дёрнув за волосы и тут же отлетев на метр, — Просто так?
На мордашке кавайного монстрика — ожидание чуда и одновременно неверие в него, какое бывает только у битых Судьбой детей из детдома.
— Где же… — он хлопнул по карману куртки, — батончик вот, будешь?
— Просто? — прижав ручки к груди, пискнул монстрик, жадно глядя на батончик и часто-часто моргая глазами, в которых проступили слёзы.
— Ну да… — Серёга улыбнулся очень искренне, — кушай! Только с подругами поделись.
— Друг-друг-друг! — на грани слышимости пропищал монстрик, хватая батончик и отлетая. Развернув его на лету, она откусила, закатила блаженно глазки и подлетела к Пирогу, одарив его очень сладким и очень липким поцелуем в щёку.
Выдохнув счастливо, она по-хозяйски уселась ему на плечо с видом ребёнка, добившегося сбычи всех мечт. Апофеоз счастья!
— А мне…
— А нам…
Пикси налете на нас, трогая за волосы и выпрашивая сладости. Мы раздали всё, что было, и следующие минут пятнадцать писклявые монстрики, обмениваясь впечатлениями и лакомствами, поедали сладости.
— Я — кто? — доев батончик, допытывалась тем временем пикся у Серёги, дёргая его за ухо.
— Милашка, — ответил тот, повернув голову и осторожно гладя монстрика по спинке.
— Друг? — с надеждой спросила та, выгибаясь под лаской, как котёнок, и только что не мурча.
— Друг, — согласился Пирог, улыбаясь чуть смущённо и очень искренне.
— Друг… — выдохнула Милашка, развалившись на плече Серёги туго набитым пузиком кверху, с видом отпускника на лежаке.
Прелесть тем временем ревниво отгоняла других пикси от меня.
— Мой друг! — гневно пищала она, потрясая кулачками, а я старался не засмеяться и одновременно — не смотреть в эти умоляющие глазки пикси, оставшихся без друзей. Сошлись в итоге на том, что дружить мне можно со всеми, но главный друг — это она, Очаровательная Прелесть! И ездить на мне можно только ей, а остальным её соплеменницам — только если она, Прелесть, разрешит.
— … нэприлично, — сбиваясь от волнения на кавказский акцент, отбивался красный от смущения Анвар от любопытных пикси, просящих его показать мохнатое хозяйство, — маладым и красивым дэвушкам — нэприлично дажэ думать о таком!
Пикси, всем скопом отнесённые в разряд «маладых и красивых» не сдавались, искренне не понимая, а что же тут неприличного? Им интересно! А если другу-Анвару интересно, то пусть он смотрит!
Кавказец не знал, куда прятать глаза от задранных подолов и жопок разной степени оттопыренности. Минут через несколько мы угомонили кавайных чудовищ, с трудом сменив тему разговора. Затем, какими-то извилистыми путями, пикси решили «показать нам интересное» и устроили экскурсию по окрестностям — так, как они её понимают.
