Болеславский покачал головой:
— Я этого просто не знаю. Захват проводился без меня, и, куда их увезли, даже не могу предполагать.
— А если бы знал — сказал бы? — спросил Рублев.
Болеславский помолчал немного. Потом ответил:
— Провокатор из тебя должен был бы получиться на редкость грамотный. Умеешь смутить человека.
— Я не собираюсь тебя смущать.
Иван улыбнулся, но очень невесело:
— А что еще прикажешь чувствовать? Ты, между прочим, хочешь меня заставить пойти против босса.
— Ну, знаешь, как по мне, так этого босса нисколько не жалко.
— Это по тебе, Борис. А я на него работаю, получаю от него деньги, и меня такое положение дел устраивает. Что до морали и этики, то стараюсь о них не задумываться.
— Это как же у тебя так лихо получается? Не поделишься секретом? Хотя лучше не надо, а то проникнусь рецептом и просто забью на семью.
— Вряд ли. Дело в двух вещах: деньги и спокойствие. Цинично? А что сделаешь. Мне хорошо платят, и я нахожусь за спиной достаточно влиятельного человека, чтобы не шарахаться от каждой тени. Этого достаточно.
— Хорошо говоришь. Я вообще заметил такую странную вещь: чем более гладко рассказывает человек, тем более надуманны его слова. Он необязательно врет, но вряд ли искренен.
Иван пожал плечами.
— Я достаточно давно живу такой жизнью, чтобы говорить так, как говорю.
— Я, собственно, именно о том. Ты уже сам не знаешь, искренен ты или говоришь по привычке.
Болеславский опять замолчал.
— Нет, я все-таки говорю от души, — наконец прервал он тишину.
— Ну, твое дело. Хорошо, что хотя бы задумался, — ответил Борис. — Хотя, конечно, можно было бы спорить и спорить. Говорить тебе, что и на старуху бывает проруха, что рано или поздно твоего босса кто-нибудь похоронит. Или ты станешь ему не нужен, или сделаешь ошибку, которую тебе не простят. И тогда задумаешься, стоило ли довольствоваться деньгами.
— Красиво говоришь, — покачал головой Болеславский. — Никогда бы не сказал, что ты — бывший военный.
— Ох, вот ты еще скажи, что военные — сплошь косноязычные и тупые. Нам иногда такое приходилось перед солдатами толкать, что Цицерон бы позавидовал.
— Наверное… — ответил Болеславский.
— Крутится на языке еще один вопрос, — проговорил Рублев, глядя на дорогу, стремительно уносящуюся под колеса автомобиля.
Болеславский заинтересованно промычал.
— Я-то могу его озвучить, но ты не отвечай. Да и не захочется, я думаю.
— Ну, озвучь, если тебе от того легче станет.
— Интересно, Романов на самом деле собирается отпустить мою семью? Очень слабо верится, если по чести. Мы его видели, я знаю, с кого потом шкуру снять…
Болеславский пожевал губами. И все-таки ответил:
— Есть еще вариант: он ничего им не делает, просто отпускает. И вы договариваетесь разойтись полюбовно. Чем тебе не вариант?
— Ну, не знаю, — честно ответил Комбат. — Вроде как неприятно получается, что меня используют в качестве наемного убийцы.
— Все равно это выход, как мне кажется, — пожал плечами Болеславский.
— Ну, сейчас-то я думаю, что ни за что не соглашусь. Но если все пойдет именно так — попробую подумать.
— Попробуй, — кивнул Болеславский. — Тем более что Романову тоже будет чем тебя приструнить. Как-никак ты будешь убийцей Смотрящего. И за это придется ответить перед ментами. Потому что это — статья. Не за вора, понятно, а за человека. Отсидеть придется. А тем временем на воле остается твоя жена. И она беззащитна. Согласишься?
— Так я же Романова за собой потяну.
— Ты думаешь? Он имеет достаточно денег, чтобы заплатить серьезным адвокатам… тебя просто размажут.
— Ладно, не будем торопить события, — вздохнул Комбат.
В салоне «мерседеса» снова стало тихо. Через несколько километров Иван сказал:
— Набери меня.
— В смысле? — удивился Борис.
— Ну, позвони. Я твой номер запишу.
— Зачем?
— Пусть будет.
Борис послушал продиктованный номер и позвонил. Болеславский занес номер в записную книжку своей трубки.
И вот столица надвинулась на них. Борису она показалась каким-то громадным чудовищем, у которого не было пасти. Да и не нужна ему была пасть — Москва выглядела одним сплошным желудком.
— На заднем сиденье — все, что тебе нужно для того, чтобы работать по Пирату.
— Ага, — ответил Комбат, перегибаясь и забирая несколько листов распечатки.
— Где тебя высадить?
Борис назвал свой московский адрес. Иван, не говоря ничего, свернул с проспекта и поехал по улицам.
Через час Комбат уже открывал двери своей квартиры, ругая себя за то, что не позвонил студенту, и надеясь, что он не прервет ничего такого, чего не стоило бы.
Оказалось, дома нет вообще никого. Облегченно вздохнув, Рублев исправил ошибку. Он не стал говорить, что уже пришел, сказал, что только собирается. Студент ответил, что все равно не появится в Москве еще дня два, так что Комбат может не волноваться.
Так было даже лучше. Можно сказать, оперативная база у него есть. Комбат открыл свою запертую комнату и улегся на кровати, листая материалы. Это помогало не думать о самом плохом.
Изучив материалы, Борис решил посмотреть на дом Пирата. Кто его знает, где его носит днем? А вот ночью-то он располагается у себя в жилище. И там его вполне можно накрыть. При условии, конечно, что он живет не в крепости и не защищен несколькими кругами ультрасовременной обороны. Чтобы штурмовать такое — нужен не один человек, а хорошо оснащенная группа.
Борис собрался, сунул пистолет в специальный карман, вшитый внутрь жилетки, и вышел на лестницу. Спустился во двор, сел на лавочку, закурил, сосредоточиваясь на работе. Конечно, мысли о Татьяне и детях никак не способствовали нужному течению размышлений, но Рублев очень старался. Следовало привести себя в равновесие, надо было дойти до состояния внутренней пустоты… Он повторял это про себя, вгоняя разум в транс, заставляя жить отдельно от переживаний. Мало-помалу это получилось. Борис пошел к транспорту.
Поселок, где жил Пират, был ему косвенно знаком — несколько раз Борис там бывал. И в принципе, он даже представлял, где находится улица Цветочная, на которой стоял дом Смотрящего. Ему не понадобилось много времени на поиски.
Дом производил впечатление не самого укрепленного объекта. Забор без особых проблем перемахивался любым человеком, не страдающим дистрофией и ожирением. Проблемы были в другом — территория дома не имела ни одного объекта, который сошел бы за укрытие. И, судя по всему, освещалась. Значит, если мыслить на один ход вперед, есть и фонари, благодаря которым ночью там разве что мышь проскочит.
