Кустики ответили молчанием. Засевший в них «бурундук» не торопился последовать приглашению, не очень-то веря, по всей видимости, в упомянутое Романом Даниловичем добро, а может быть, не уловив смысла произнесенной сразу на трех незнакомых ему языках речи. На ходу сменив магазин, Юрий догнал командира, и они потихоньку направились к кустам, обходя укрытие раненого мародера с двух сторон. Быков вдруг остановился, пристально вглядываясь в путаницу колючих ветвей, а потом опустил автомат и двинулся вперед расслабленной походкой человека, которому нечего опасаться и решительно некуда торопиться. Потом он остановился, сунул под мышку автомат и стал неспешно закуривать, продолжая рассматривать что-то у себя под ногами. Подойдя, Юрий понял причину этого странного поведения: в кустах, частично подмяв их под себя, широко разбросав руки и ноги, лежал человек в камуфляжной униформе. Попадание было всего одно, но этого хватило: входное отверстие располагалось точно по центру коротко остриженного курчавого затылка.
— Куда, говоришь, ты целилась? — обернувшись, спросил Юрий.
— В ноги, — ответила Да ша. — А что?
— Надо было целиться в голову, — сказал Юрий, а Быков, продолжая рассматривать труп, обронил неопределенное: «М-да».
* * *
Писарь жестом фокусника сдернул платок, которым был накрыт лежащий на принесенном в камеру столе округлый предмет. Предмет оказался человеческим черепом — судя по желтовато-коричневому цвету и отсутствию половины зубов, настоящим, не так давно извлеченным из земли. На то же намекали и латексные хирургические перчатки, которые брезгливый Писарь надел, едва войдя в помещение.
Череп стоял на небольшой вращающейся подставке, слепо тараща темные дыры глазниц и ухмыляясь щербатым ртом.
— Бедный Йорик, — сказал, садясь на кровати, Пьер Мари М’бутунга. — Послушай, — добавил он, дотронувшись до повязки на своей обритой наголо голове, — что вы со мной сделали?
— Как раз это я и собираюсь тебе объяснить, — сказал Писарь. — Зафиксируйте этого умника.
Седой охранник защелкнул один браслет наручников на запястье пленника, а другой — на облезлой никелированной спинке кровати. Африканец, словно только того и дожидался, одним движением снял верхушку спинки и огрел ею седого, который имел неосторожность повернуться к нему задом, по хребту. Бритоголовый коллега потерпевшего одним прыжком подскочил к кровати и, не вступая в переговоры, ожесточенно и умело заработал резиновой дубинкой. Выбитая из рук экс-президента железная труба со звоном запрыгала по бетонному полу; дубинки охранников размеренно взлетали к потолку и опускались, как цепы на деревенском току, издавая глухие шлепки. Отведя душу, охранники приковали строптивого пленника — на этот раз за обе руки, и не к спинке кровати, а к раме панцирной сетки — и отступили в сторону, тяжело дыша и приводя в порядок одежду.
— Бараны, — сказал им вслед М’бутунга, который, несмотря на полученные побои, выглядел вполне довольным жизнью. Он все еще чувствовал себя если не самым умным, то, как минимум, самым хитрым и предусмотрительным из присутствующих. До недавнего времени у него имелись для этого все основания, но теперь его карта была бита, и Писарь явился именно затем, чтобы сообщить старому знакомцу это пренеприятнейшее известие. — Это не меня, это вас надо бить палками, чтобы не расслаблялись и не забывали пользоваться мозгами!
— А он дело говорит, — обращаясь к Швыреву, заметил Писарь. — Палкой по почкам — это, конечно, дикость, а вот по карману кое-кого ударить не мешало бы. Кто додумался оставить в его распоряжении эту дубину?
Он пнул носком ботинка лежащую на полу верхушку спинки, и та с дребезгом отлетела к стене. Его вопрос остался без ответа; судя по этому да еще по тому, как забегали поросячьи гляделки Швырева, это был именно его просчет.
— Расслабились, — повернувшись к охранникам, продолжал Писарь. — А если бы он не шутил и врезал не по горбу, а по тупой башке — сначала одному, потом второму? Пошли вон, видеть вас не могу!
— Золотые слова, — напутствовал тихо покидающих камеру охранников Пьер Мари М’бутунга. — В следующий раз так и сделаю.
Дверь деликатно лязгнула, закрывшись, послышался маслянистый шелест хорошо смазанного засова.
— Не сделаешь, — оставшись с пленником наедине, спокойно сообщил Писарь. — Это была твоя последняя шутка, теперь шутить буду я.
— Неужели? — насмешливо изумился африканец.
Писарь сдержанно кивнул:
— Да. Именно так, и никак иначе. Хотя надо отдать тебе должное: ты заставил-таки меня крепко задуматься.
Это была правда. Допрос с применением сыворотки правды подтвердил то, что М’бутунга рассказал добровольно, без инъекции: этот чернокожий пройдоха был нужен Писарю живым. Принадлежащие ему двести пятьдесят миллионов евро, которые Писарь твердо решил присвоить, спокойно лежали в банке, и забрать их оттуда не было никакой возможности: на допросе выяснилось, что его беглое превосходительство не знает ни номера счета, ни кода доступа. Более того, даже под воздействием наркотика этот мерзавец не сказал, в каком именно банке и даже в какой части света хранятся деньги, — не сказал, потому что не имел об этом ни малейшего представления.
Описанная им схема была варварской, излишне громоздкой, но имела одно неоспоримое достоинство: она работала. Получив кредит на строительство железной дороги и разработку угольного месторождения (эту шутку господин М’бутунга придумал сам и очень ею гордился — надо сказать, по праву, потому что вышло и впрямь довольно смешно), он честно перевел половину денег на указанный Писарем счет. Сделано это было через Интернет; поскольку сам М’бутунга в смысле владения компьютером недалеко ушел от обезьяны, с клавиатурой управлялся его личный секретарь, которого месье президент специально для этого прихватил с собой. Неизвестно, знал ли этот бедняга, что именно и с какой целью делает, но, судя по тому, что свою долю Писарь получил своевременно и сполна, пользоваться клавишами и мышью парень умел.
Далее, рассказал М’бутунга, он приказал секретарю перевести оставшиеся на счете двести пятьдесят миллионов на другой счет, который надлежало открыть специально для этого. Пока стрекотали клавиши и щелкали кнопки, хитрый самозванец намеренно избегал даже смотреть в сторону компьютера. Все так же, не глядя, он велел секретарю занести все банковские реквизиты, а также номер счета и пароль на съемный носитель и удалить данные из памяти компьютера. Когда это было сделано и флэшка с бесценной информацией оказалась у него, М’бутунга вынул пистолет с глушителем и расстрелял сначала секретаря, а потом и ноутбук, с которого производились операции. Дело было в Лагосе, в номере четырехзвездочного отеля, который господин тогда еще президент незамедлительно покинул. В полном одиночестве, без охраны и сопровождения, этот проходимец с четвертью миллиарда в кармане худых штанов направился в самый надежный и современный банк, какой только нашелся в Лагосе, арендовал там ячейку и оставил флэшку в ней. Его выбор не случайно пал именно на этот банк: здесь, как он узнал из банального выпуска телевизионных новостей, совсем недавно установили систему биометрической идентификации клиентов. «Отпечатки пальцев?» — с надеждой спросил, услышав о биометрии, Писарь, и М’бутунга с ухмылкой ответил: «Как бы не так. Сетчатка глаза».
