Говоря все это, я параллельно напряженно думала. Сестра Аннунциата тысячу раз права. Я виню Чезаре в убийстве моллюска, но сама ничем не лучше, пользуюсь ситуацией, чтоб почувствовать себя праведнее дожа.
Я прошептала, подняв на директрису мокрые от слез глаза:
– Мне нужно проведать будущую мать, узнать о ее здоровье и попытаться внушить мысль о возвращении в холодные моря. Снаряжать специальный корабль не потребуется, я посмотрю портовые бумаги и выясню, какое судно направляется в те широты. Знак, какая-нибудь метка, и стая кальмаров последует за ним.
– Пища?
– О, это совсем просто. Аквадората пользуется своими каналами в качестве выгребных ям. Городского мусора хватит с лихвой.
– Наконец я слышу речи правительницы, а не испуганной девчонки.
– Жители испугаются, завидев кальмаров, шныряющих меж гондол.
– Придумай, как запереть зрителей в домах.
– Мусорный Совет! Но мне придется заняться политикой.
– Вся жизнь – политика.
Мы помолчали. Я задумчиво вытерла щеки простыней.
– Пока самое сложное – разыскать головонога. Разве что если вы, матушка, благословите меня на побег. Я найму городскую гондолу…
– Прокляну, – пригрозила директриса, – за побег в тот же миг, как о нем узнаю.
Черта я не помянула лишь потому, что мгновение раздумывала, какого именно употребить в данной ситуации.
– Завтра, – строго сказала монашка, – «Нобиле-колледже-рагацце» отправится на пикник, который, по чистой случайности, будет проходить на острове Николло.
– Спасибо!
– О прочем. – Тубус полетел на пол, за ним отправилось послание. – Драгоценной синьоре Муэрто придется очень постараться, чтоб закончить школу с отличием, ее фрейлинам синьоринам Маламоко и да Риальто – также. Посещать столовую и дортуар им запрещается, чтоб не привнести в строгие наши нравы дворцового легкомыслия. Сиесту трем дамам следует проводить отдельно от прочих учениц, всячески избегая разговоров с последними.
– Приложу все усилия.
– В свете последних событий, – директриса не улыбнулась, – из-за стремительной перемены статуса некоторых синьорин и из-за новой ученицы в «Нобиле-колледже-рагацце», кроме таблицы успеваемости, вводятся выпускные экзамены, по результатам которых распределятся места и ранги.
Я кивала так часто, что голова слегка закружилась.
– Кроме того, тебе, Филомена, придется добиться присутствия его серенити как на экзамене, так и на школьном балу.
– Зачем?
– Затем, что это повысит статус нашего учебного заведения до небывалых высот.
– Смею напомнить дражайшей матушке, что через два месяца я буду уже свободной девушкой и не смогу влиять на тишайшего Муэрто.
– Не моя печаль. Вырви у него клятву заранее.
Это выражение лица сестры Аннунциаты было мне знакомо. Непоколебимость, холодная, как мрамор, твердая, как сталь.
– Как пожелает госпожа директриса.
– Вот и славно. – Узкий подбородок монашки указал куда-то в сторону: – И напоследок, донна догаресса… Маски с вашей школе запрещены, как излишне светский и фривольный аксессуар. Изволь снимать ее не у меня в спальне, а перед тем, как переступить порог «Нобиле-колледже-рагацце».
– Слушаю и повинуюсь.
– И поправь мне подушку.
– Да.
– И… – Аннунциата неуверенно подняла руку, когда я склонилась к ее ложу. – Можно потрогать твою мадженте?
Чикко не возражала, она даже сбежала на постель и исполнила нечто вроде танца, завершив его огненным залпом в потолок.
– Как разнообразны создания божьи, – прошептала монашка, – и прекрасны.
Крошка-мадженте вернулась ко мне.
– Ступай, Филомена, и скажи синьоре Ванессо, чтоб явилась сюда немедленно.
– Да, матушка. И спасибо, огромное, как море, и такое же теплое.
– Твоя благодарность должна выглядеть не столь поэтично, а как тишайший Чезаре на экзамене.
Я скривилась, директриса хихикнула и отпустила меня мановением руки.
Глава 6
Гранит науки и песок политики
Тишайший Муэрто выходил из зала Большого Совета покачиваясь, лицо его выражало скорбь. Помощнику синьору Копальди пришлось придержать дожа за локоть. Часы на башне Четырех пробили десять раз, и это было отнюдь не десять утра. Совет без перерывов длился целый день.
– Сейчас сдохну, – шепнул Чезаре. – Ногу отсидел… Артуро, больше предупредительности. Ты так же опечален, как и его серенити. Гадкие аквадоратские патриции раздели твоего господина до нитки, оставив ему лишь четверть и четверть четверти барышей. Громко проси воды, сокрушайся, что я без сил.
Синьор Копальди сокрушался и требовал, и промокнул смуглый сухой лоб дожа кружевным платком, и под руку отвел его в личные покои.
Как только за ним закрылась дверь, Чезаре отпихнул приятеля и запрыгал на одной ноге, стряхивая сапог:
– Парчу долой! Шапку долой! – Головной убор отправился в полет, закончившийся на люстре. – Четверть с четвертью четверти! Я потребую добавить эти слова к своему официальному титулу! Артуро, мы их сделали. Контракт с рыцарями большой земли подписан!
Его безмятежность запрыгнул в кресло и скрестил на сиденье босые ноги:
– Дар моря – это вам не какой-то сушеный кракен за пазухой! Какой же я молодец!
Синьор Копальди достал из шкафа дощатый ящик с гроздью восковых печатей, осмотрел их, кинжалом сковырнул воск и поставил на стол пузатую винную бутыль, ломоть сыра, фрукты, ноздреватую чиабату, обернутую в льняную салфетку:
– Поешь. У тебя глаза ввалились от голода.
Чезаре откусил, пожевал, откинул голову на спинку кресла.
– В город сегодня не пойдем, эти кровопийцы утомили меня до полусмерти. Кстати, о кровопийцах. Моя дражайшая супруга вернулась из школы?
– И саламандра при ней, – кивнул Артуро. – Мадженте стала черной, под цвет маски, и пыхнула на меня огнем, когда я пожелал ее госпоже доброго вечера.
– Ты ее покормил? Не ящерицу, Филомену.
– Донна догаресса от ужина отказалась, сославшись на срочные дела.
– Какие еще дела? Ты спросил?
– Да, на что мне ответили, что дела донны Филомены мелки и тишайшему супругу интересны не будут.
– Расспрошу Карлу, – решил Чезаре. – Тоже мне, интриганка рыжая. А вообще, как она выглядит, наша тишайшая? Весела, устала, опечалена? Не наблюдалось ли неподалеку от нее долговязого шепелявого Лукрецио?
– Гвардейцы вели наблюдение все время. Днем князь, видимо, изволил почивать, но, когда гондола донны Филомены по дороге ко дворцу следовала мимо палаццо Мадичи, экселленсе ожидал ее на своем причале. Твоя супруга и князь обменялись поклонами. Улыбка догарессы была искренней, экселленсе сообщил, что красота донны Филомены достойна песни и пообещал в следующий раз ее исполнить.
