– Задержите ее! – прокричали из-за спины, и в коридоре стало многолюдно.
Мягкие, рыхлые, грудастые женщины пытались заступить мне путь, ухватить за волосы, поставить подножку. Действовали они молча, видимо, опасаясь шума, чем напомнили мне деревянных болванчиков маэстро Дуриарти. Я лягалась, била наотмашь, расталкивала горничных. Чикко пыхтела, накапливая жар. Довольно скоро до меня дошло, что соперницы опасаются мне навредить, и я удвоила усилия.
Дверь, за которой скрылись его серенити с помощником, я помнила прекрасно, и до нее оставалось с десяток шагов, когда спина моя ощутила мощный тычок.
Упав на четвереньки, я стукнулась об пол коленями. В голове гудело. Что происходит? Я попыталась встать, но лишь растянулась во весь рост.
– Ты убила ее, Клаудиа? – спросили громким шепотом.
– Ни звука! Перенесем девицу в спальню… Джина, помоги. Скажем, что донна Филомена прилегла отдохнуть…
– Его безмятежность спросит…
– А мы ответим…
– Мы все повязаны, ни одна не избежит наказания.
Накатили одновременно слабость и тошнота, в глазах потемнело. Кракен меня раздери, это обезвоживание! Я не пила уже около двадцати часов, соль моря выдавила из меня остатки влаги.
Воспользовавшись тем, что горничные отвлеклись на совещание, и собрав все силы, я поползла к двери.
«Чикко, девочка, ты волшебное создание, ты вполне можешь уловить мысленную эманацию. Мне нужно туда, в кабинет. Очень нужно!»
– Она убегает!
– Держите!
– Ба-бах!
Дверь снесло, будто от мощного взрыва.
– Донна Филомена, кажется, умерла! – быстро сориентировавшись, в полный голос завопили девицы.
– Наша тишайшая донна!
– Наша серениссима!
Чикко пыхтела, накапливая новую порцию огня. Я подняла голову, упершись взглядом в носки расшитых драгоценностями сапог.
– Что здесь… – начал дож.
Ухватившись за край парчового камзола, я подтянулась и, перебирая руками как ярмарочная обезьянка, поднялась на ноги. На серебряных глазах его безмятежности можно было прямо сейчас чеканить его же профиль, и цветом, и формой они походили на монеты.
За спиной Чезаре я заметила помощника, письменный стол с ворохом бумаг и кувшин.
Вода!
Я взяла супруга за руку, вложила в его ладонь измятую бумагу, которую каким-то чудом не потеряла в драке, и проковыляла к столу. Наверное, наступила какая-нибудь сомнамбулическая тишина. Синьор Артуро, к примеру, выглядел крайне сомнамбулически. К слову, без маски он оказался вполне симпатичным молодым человеком.
Схватив кувшин, я вдруг поняла, что не смогу пить. Рот закрывала проклятая нашлепка! Сосуд был полон, ноздрей касался прохладный аромат чистейшей колодезной воды, а я не могла!
Может, сбежать по лестнице во двор и нырнуть в колодец? Тогда спасительная влага получит шанс проникнуть в меня через другие отверстия? В детстве Флоримон часто простужался, и маменька заставляла его полоскать нос и горло, направляя струю отвара попеременно в обе ноздри.
Я поставила кувшин на стол, наклонила голову, притапливая лицо, и потянула носом. Вода хлынула куда-то не туда, кашлять с закрытым ртом было ужасно больно. Изогнувшись, я прижала левую ноздрю пальцем, потянула левой, и когда немного жидкости оказалось у самой гортани, с усилием глотнула. Да!
– Какой кошмар, – сообщил мне дож, принимая пустой кувшин. – Мне позволено узнать, что еще в твоем организме, любезная супруга, устроено не по-человечески? Есть ты тоже будешь носом? Или…
Видимо, фантазия в этот момент завела Чезаре столь далеко, что словами это не выражалось.
Он поставил кувшин и расправил мое послание:
– Ванна и одежда? Вполне скромные желания. И наши слуги не смогли тебе помочь?
Встревоженные лица горничных маячили в дверном проеме, башня-прическа Клаудии качалась на заднем плане.
– То есть донна догаресса написала вам «Пожалуйста», а вы не смогли?
– Мы не поняли, – пропищала Клаудия.
– Прочь, – вздохнул Чезаре, – вы все уволены. Позовите управляю…
Свет померк, я потеряла сознание.
* * *
«Нобиле-колледже-рагацце» погрузилась в сон. Отзвучали упреки, вступили в силу наказания, канал обезлюдел, ночные гуляки удалились в центральную часть города. Часы башни Четырех отбили полночь.
– Филомена попала в историю, – сказала Маура.
Карла, сидящая на подоконнике, ничего не ответила. Панеттоне была права. Нарушительниц, как они и предполагали, заперли в спальне, посулив наутро жестокие кары. Все могло быть еще хуже, но несчастье, случившееся с директрисой, несколько отвлекло срочно вызванных в школу учителей. Сестра Аннунциата упала с лестницы, и ее увезли в городской госпиталь, вправлять вывихнутое плечо.
– Уверяю тебя, – говорила подруге синьорина да Риальто, – монашка сама натерла жиром эту треклятую ступеньку. Я ее за этим застала! Натерла, потом заметила меня и отвлеклась, забыла. Поскользнуться мог кто угодно!
– Капитанша обвинит нас.
– На нас теперь все навесят.
– Но зато никто даже не поинтересовался, где синьорина Саламандер-Арденте.
И здесь Маура произнесла ту самую, оставшуюся без ответа, фразу.
Девушки помолчали.
– Надо что-то делать. – Блондинка села на постели. – Вдруг на Филомену напала Паола?
– Голубка вернулась раньше нас, – возразила Таккола. – Ты же видела, как она хлопотала вокруг директрисы.
– А твой кузен?
– Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой, – вздохнула Карла. – Чезаре для девиц безопасен. То есть я имею в виду, в том, что не касается девичьей чести. Но тут Филомена, я уверена, ему не уступит, прикрывшись любовью к Эдуардо, как щитом. Боюсь, Маура, что в рыжую головку нашей Львицы могла запорхнуть мысль посетить палаццо Мадичи. Эх, не нужно было отпускать ее одну.
Синьорина Маламоко решительно встала.
– Нужно проверить.
– Не позволю! – Синьорина да Риальто вскочила с постели и широко развела руки. – Мы уже один раз разделились. И что? Филомена пропала. Еще и твоей потери, Карла, я не переживу. Пойдем вместе.
– Панеттоне, булочка моя, я пролезу в те щели, в которых ты застрянешь.
– Значит, выбирай щели побольше.
– Если мы попадемся…
– Ах, Карла, нам нечего терять. Мы и так будем виноваты во всем, хоть в потопе, хоть в пожаре.
– Два месяца до выпуска.
– Меня возьмут замуж и без диплома, а ты…
– Останусь старой девой и буду нянчиться с твоими пухлыми детишками?
