— Ты же был ученым мужем, мирским чиновником, одним из самых образованных людей во всей империи. И ты не понимаешь?
— Не понимаю.
— Вот он – власть, — указал Ярослав на Вардана. — Настоящая власть на земле. Надеюсь, ты это не оспариваешь?
— Нет, разумеется.
— И другой на земле нет и быть не должно.
— Что ты этим хочешь сказать? — напрягся Фотий.
— То, что любая церковь, когда набирает достаточно силы, начинает бороться со светскими властями, стремясь занять их место и становясь самым страшным и опасным врагом державы. Вот как у мусульман вышло с их халифатом, в котором во главе державы стоит по сути – жрец. Что-то хорошего из этого вышло? Нет. Одна кровь и бардак. Поэтому церковь должна быть слабой, если отстаивать интересы державы и людей. Ибо сильная церковь – хуже чумы египетской для всех окружающих. И единственный способ добиться этой слабости – сделать церквей много и непрерывно стравливать их друг с другом. Чтобы ни один из культов не устанавливал монополию на принесение на землю «божьей воли».
— Но Бог…
— При чем тут Бог? — перебил Фотия Ярослав.
— Как при чем? — удивился тот.
— Все сущее создано Всевышним. Так? И то, что тебе нравится, и то, что не нравится. И рай, и ад, и ангелы, и демоны, и люди, и животные, и даже змеи с пауками. Все создано Им. Поэтому если Он допустил даже такую мысль в моей голове – на то Его воля. А это значит что?
Фотий промолчал, остро стрельнув глазами в Ярослава.
— Молчишь? Правильно делаешь. Вера – от людей и для людей. Любая. Все ваши Святые писания не более, чем заумные байки, рассказанные людьми для людей.
— Это боговдохновленные писания! — аж взвизгнул патриарх.
— Ты можешь это доказать?
— Что?!
— Ты говоришь, что Святое Писание боговдохновленно. Ты можешь это доказать? Ты можешь доказать, что эти тексты – не плод больной фантазии стариков? Нет? Ладно. Ну тогда может быть Всевышний подтвердит твои слова? Опять нет? Тогда зачем ты врешь?
— Я не вру! — воскликнул Фотий.
— Хорошо. Допустим я могу представить то, что ты веришь в ту чушь, что мне только что сказал. Но, тогда как быть с тем, что тебя считали одним из самых образованных людей империи? Обманывали? Льстили? Или приняв сан, ты потерял рассудок?
— А ты можешь доказать свои слова?!
— Друг мой, — улыбнулся Ярослав, — это слишком примитивный прием, достойный лишь юных, неопытных софистов. Нет смысла опровергать не доказанное. Это претит основам здравого смысла и любой самой элементарной логики.
Вновь наступила тишина. Фотий крайне раздраженно буравил своим взглядом Ярослава. А вот Вардан смотрел на своего соправителя весьма заинтересованно.
— Друзья, давай не будем ссориться по пустякам, — наконец произнес он, видя, что патриарх хочет уже сказать какую-нибудь гадость.
— Это не пустяки! — воскликнул Фотий.
— Этот вопрос, не стоит даже выеденного яйца, — все так же посмеиваясь глазами, возразил василевс. — Василий уже доказал то, насколько остер его язык и стройна логика. В диспуте тебе его не одолеть.
— Но это ересь!
— А что не ересь в этом мире? — усмехнулся Ярослав. — Или ты, друг мой, настолько возгордился, что можешь утверждать, будто бы знаешь абсолютную истину, что доступна лишь Всевышнему? Если же нет, то любое твое суждение лишь жалкая тень, искажающая истину. А потому – суть – ересь. Хуже того – ничем иным быть не может
[3]. В этом плане мне очень нравятся наши северные друзья. Они не забивают себе голову подобными глупостями. Они просто берут топор и идут отнимать то, что считают своим. Если у них получается, значит бог на их стороне. Если нет – то нужно просто в следующий раз идти грабить кого-то еще.
— Кстати, — вновь опередил закипающего Фотия, влез Вардан. — Ты уже в курсе того, что заварили наши северные друзья?
— Пока очень смутно. Какие-то слухи до меня доходят, но не более.
— Василий, ты пустил козла в огород. Козлов. Целое стадо. Сначала они захватили Крит, выбив оттуда пиратов. Потом – Кипр, освободив его от мусульман. Но на этом они не остановились и атаковали Сицилию, заняв и ее. Мне пришлось подсуетиться, чтобы взять ситуацию под контроль. И теперь под моей рукой три вассальных графства во главе которых стоят сыновья твоего дружка – Рагнара: Сигурд, Ивар и Хальфдан.
— Сам Рагнар на этом не успокоился?
— Нет, — улыбнулся Вардан. — Он сговорился с князем Болгарии и атаковал Антиохию, которую они довольно легко взяли. Разбили сирийскую армию халифа. Прошли до верховьев Тигра и начали свой поход на юг. Заняли и разграбили Самарру и осадили Багдад. Сам Багдад!
— Только осадили? — повел бровью Ярослав. — На Рагнара это не похоже.
— Багдад пал, а вместе с ним и Рагнар, а также князь Болгарии, оставив наследником годовалого сына моей племянницы.
— Интересно. Хм. Викинги уже оставили Багдад?
— Нет. И не собираются. Бьёрн остался править в Багдаде со своими людьми, приняв титул графа Междуречья и моего вассала. Графом Антиохии стал Убба, а графом Эдессы – Хвитсерк. Таким образом, все войско викингов, что ты привел, оказалось под моей рукой. Вернув империи Крит, Кипр, Сицилию, Антиохию, Эдессу и Междуречье. А также поставив Болгарию на грань присоединения к империи. Это ли не торжество христианства?
— Никак нет, — улыбнулся Ярослав. — Это торжество не христианства, а триумф языческого севера, что вдохнул в ваши дряхлые тела немного жизни. Или ты не понял, что я всего лишь направил ярость севера на мир ислама. И тот не устоял.
— Он пошатнулся, а не рухнул, — возразил василевс.
— Разве? А по мне так он начал рассыпаться как колосс на глиняных ногах после первого серьезного испытания. Он ведь еще не укоренился в этих землях. Ислам еще нигде, кроме аравийской пустыни, не является доминирующей верой. Пока что он в основе своей лишь вера аристократов и воинов. А потому позиции его слишком шатки и ненадежны. Кстати, где сейчас халиф?
— В Иерусалиме. В окружении остатков своих верных войск. Он туда отошел из Багдада и соединился с Иудейской армией тюркских наемников.
— Хочешь – я возьму его для империи? И вновь покажу слепым солнце. Ведь мои воины – язычники. Точно так же, как и викинги. Но для людей, одержимых верой, это все не будет ничего значить. Они ведь видят только то, что желают.
— Богохульник! — процедил Фотий.
— Следи за своим языком, — устало произнес Ярослав.
— А то что?
— А то я его отрежу.
— Ты не посмеешь!
