«Удивительно — за год, прошедший всего лишь от одного до другого разлива Нила, арабы завоевали почти все наши земли. Захватчики и грабители»! — думал жрец. Египтяне, загнанные в бедные кварталы Мемфиса, шёпотом передавали слухи: сам халиф Умар ибн Хаттаб приказал полководцу Амру ибн аль-Аса разорить и дотла сжечь Александрийскую библиотеку. Беженцы из Александрии, державшейся около полутора лет в осаде, уверяли, что видели грабеж и пожар собственными глазами.
— Воины, — обратился халиф Умар ибн Хаттаб однажды к войску, стоя на красных ступенях грандиозной сокровищницы знаний. — «Если в этих книгах говорится то, что есть в Коране, то они бесполезны. Если же в них говорится что-нибудь другое, то они вредны. Поэтому и в том, и в другом случае их надо сжечь».[4] Только библиотека халифата может быть величайшей в мире!
Полководец Амра ибн аль-Аса приложил ладонь к груди и уважительно поклонился халифу, затем повернулся к войску:
— Арабы никогда не были завоевателями или захватчиками. Торжество истинной веры дает нам победу! Мы просто берём то, что нам принадлежит по праву, а хранится в домах иноверцев. Во имя Аллаха, милостивого, милосердного, вперёд! — верный слуга халифа повелительно махнул рукой солдатам, давая дорогу слепому безумию.
* * *
ЖРЕЦ-ЗВЕЗДОЧЁТ СИДЕЛ на ступенях храма и плакал. Это был пожилой человек, всю жизнь посвятивший естествознанию и исследованиям. Ночами он скрупулёзно наблюдал в телескоп за небесными путями планет, за перемещением созвездий по временам года. Он сделал много математических вычислений, открытий и геометрических построений на звёздной карте, обозначив годовые и сезонные пути малых и больших небесных тел. Многими его предсказаниями и советами воспользовались правители этой страны. Правду сказать, ныне — бывшие правители.
Воистину Боги разгневались! Небеса упали на землю и раскололи мир на множество мелких-мелких осколков. В каждом таком кусочке, как в зеркале, отражалась лишь очень маленькая часть человеческих знаний.
Жрец размышлял теперь о том, что же произошло с наукой, и что ждет его и народ этой страны впереди? Народы смешаются и растворятся. Язык варваров, возможно, немного ассимилируется и изменится. Язык египтян без употребления отомрёт. Он, хранитель бесценных знаний и несущий светоч естественных наук, не мог, да и отказывался, пожалуй, до конца принимать происходящее.
Насосы на подворьях стояли без дела, русла водоканалов забивались илом. Ряска размножалась в тёплой стоячей воде, придавая ей характерный затхлый запах. Жёлто-оранжевые кувшинки заплетали крепкими корнями прибрежные проходы к реке и делали их совершенно непроточными, а реку несудоходной даже для простых рыбацких лодок. Тучи комаров и мошек роились над болотно-зелёной илистой водой. Аллигаторы лениво плавали меж кувшинками и прибрежными зарослями папируса, выставив наружу лишь круглые бугристые ноздри и бледно-жёлтые неподвижные глаза.
Казалось, что разом вдруг окружающие жреца соседи и знакомые люди поглупели. Свободные горожане радостно, во весь голос приветствовали и славили варваров. Они что-то яростно кричали на площадях, размахивая руками и сине-белыми рабочими фартуками. Рабы и слуги побросали работы на мелиоративных каналах и толпились там же, рядом со всем людом. Что они все будут завтра кушать, если сегодня урожай не вырастить и не собрать? О чем эти глупцы заботятся?
Когда-то ж люди одумаются и вспомнят, что один благодатный день год кормит. Да и кто теперь обычным трудолюбивым жителям страны ответит на вопрос: как ходят светила по небу, и когда и что надо делать? Когда взойдёт ярчайший Сириус и возвестит Нижнему и Верхнему Египту о разливе Нила, чтобы начинать полевые работы и вовремя посадить пшеницу и рис? Впрочем, в небо на звёзды теперь никто и не смотрит, — не принято. Не актуально. Не модно. Мода прошла выискивать земные ответы в небесных знаках и символах.
Нечаянно вспомнил, что главный храмовый жрец-астролог ещё до великого противостояния всех планет и до сближения Земли с красной планетой Ор предсказывал: вот-вот наступят времена, трудные для учёных мужей. «Знания на многие годы, возможно, десятки, а то и сотни лет будут погребены под остовами храмов», — утверждал он. В тот момент ни один жрец не поверил в этот обидный астрологический прогноз. А что сегодня? Сбылись пророчества. Но стоят ли радости и веселья столь убедительные доказательства и такая победа над оппонентами? Этой цены никому не надо. Жрец-астролог наверняка и сам бы от всего отказался, если бы можно было повернуть время вспять. Жрец-звездочёт перестал плакать, устало глядя на происходящее, и молчал. Ветер шевелил складки одежды. Солнце припекало.
Сегодня, сейчас, западный ветер поднимает столбом пыль от груды блоков, камней и обломков мраморных колонн, громоздящихся живым укором для тех, кто с лёгкостью бросил полевые и строительные работы и пришёл посмотреть на неприглядное зрелище. «Смотрите, смотрите, — думал жрец-звездочёт. — Чтобы запомнили сами, чтобы рассказали внукам о том, что видели последние вздохи непреходящих ценностей человечества».
Толпа, стоявшая в отдалении, бесновалась. Самых бойких горожан усмиряли стражи порядка, не покинувшие службы даже во время разрухи. Порой им это удавалось не очень хорошо, и тогда к ступенькам бывшего и не далее как вчера весьма почитаемого храма летели камни, комья глины и палки, тухлые яйца и прелые овощи и фрукты.
Из-под развалин храма выбрался жрец-астролог, держась за голову пальцами, по которым струилась и слегка запеклась кровь. Капли её упали на серо-охристую льняную накидку и оставили на ткани бурые пятна. Качаясь, он подошёл к сидящему на ступеньках жрецу-звездочёту и похлопал его по плечу:
— Крепись, мой друг, самое трудное у нас с тобой впереди.
Звездочёт удивлённо посмотрел на астролога: «Ты ранен?» Отерев вновь навернувшиеся слёзы из уголков глаз, он поднялся с раскалённых на солнце ступенек и живо засуетился, оказывая посильную помощь пострадавшему.
— А, ерунда! Давай присядем ненадолго, — мужчины вновь уселись на горячие ступени, подстелив запылённые тоги. — Обыкновенная царапина, не беспокойся, мой друг. Она просто в очень неудобном месте. Заживёт!
— Разве бывают для ран удобные места? — жрец-звездочёт хмыкнул.
— С точки зрения медицины, — вздохнул жрец-астролог, — увы, бывают всякие.
— А что ты там говорил о новых трудностях, собрат по несчастью? Ты имеешь в виду наши судьбы, мой друг? Что наша жизнь — игра? Видишь мою тогу — это подарок великой Клеопатры моему деду, тоже жрецу Храма Науки. Он тогда был молод и красив, как бог Осирис. Царица же, хоть и эллинка по происхождению, слыла умнейшей женщиной Египта и всей империи. Во время правления она очень благоволила к наукам и к нам, храмовым жрецам, преподающим всяческие науки в храмовых школах. В семье часто говорили о том, что Клеопатра, мир её праху, дарила жрецам многочисленные подарки. Однажды, блуждая в подземных лабиринтах библиотеки, царица сильно замерзла. Мой дед не растерялся тогда и преподнес царице свой плащ, подбитый мехом леопарда. Вскоре царица согрелась, с благодарностью взглянула на красавца спасителя и улыбнулась, нарушив этикет правителей. Впечатлительная женщина обратила внимание на скудные одеяния жрецов и служителей храма. Но царица есть царица, и она не осталась в долгу, в следующий визит Клеопатра осчастливила моего деда дорогой шерстяной тогой, привезённой заморскими гостями из Афин. Много лет спустя, когда меня посвятили в сан жреца Храма Науки, дед подарил мне заветную тогу. Каменные книгохранилища не пропускают солнечное тепло, и царский подарок как нельзя пришелся кстати. Где теперь та царица и где будут все жрецы храмов Птаха, Тота и Амона?
