Состоялась премьера спектакля, где играл Фредди, и я посмотрела его, услышала, как он произнес свои четыре строчки, и воодушевленно приветствовала его, когда он вышел на поклоны. Из-за вечерних спектаклей мы стали реже видеться, но воскресенья неизменно проводили вместе.
– Ты уже спала с ним? – спросила меня Эстель, когда я готовилась к выходу на обед с ним в Лионс-Корнер-хаус на Чаринг-Кросс-роуд.
– Разумеется, нет, Эстель, – ответила я, подкрашивая губы перед зеркалом над диваном в нашей гостиной.
– Странно, на мой взгляд, ты определенно выглядишь как будто уже спала.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, по виду вы давно смахиваете на сладкую парочку.
– Однако до этого не дошло.
– Ты должна была поддаться искушению. Ведь он обалденно «лакомый кусочек», – заметила Эстель, явно подозревая, что я обманываю ее. – И что ты теперь думаешь о военном будущем Джонни?
– Гм-м… не знаю.
– А Фредди знает о нем? Знает, что ты обручена?
– Э-э, нет, не знает.
– Ну ты даешь, Поузи. – Эстель усмехнулась. – Похоже, зря я беспокоилась о своем моральном облике, раз ты напропалую изменяешь своему жениху!
По пути на свидание с Фредди я обдумала слова Эстель. И поняла, что она права. В душе я удобно оправдывала свой роман просто тем, что мы еще не спали вместе, однако я знала, что обманываю и себя, и самого Фредди. Я безумно полюбила его, такова настоящая правда.
Мне придется сообщить Джонни, что я разрываю обручение. Так будет честно.
«Но что, если Фредди бросит тебя?»
«Если и бросит, – думала я, – то я вполне заслуженно потеряю Джонни. Он такой хороший, добрый, верный… мог бы стать идеальным мужем. И он ужасно расстроится, узнав, как вела себя его невеста.
После обеда я сказала Фредди, что у меня разболелась голова, вернулась на автобусе домой и устроилась в своей спальне писать письмо Джонни. Я скомкала минимум полдюжины черновиков, сознавая, как трудно найти верные слова, но в конце концов завершила письмо и вложила его в конверт. Потом вытащила из шкатулки обручальное кольцо, завернула его в кусочек ваты и, обмотав липкой лентой, тоже вложила в письмо. Смочив клейкий слой языком, я запечатала конверт, надписала адрес его базы и приклеила сверху марку. Чтобы не передумать, я быстро дошла до почтового ящика и, глубоко вздохнув, опустила туда конверт.
– Джонни, дорогой, мне ужасно жаль. Прощай.
Спустя три дня я переспала с Фредди. Если я отчасти и переживала, что совершила ошибку, разорвав помолвку, то после интимной близости с ним мои страхи совершенно развеялись. Это произошло на квартире Фредди в Клэпеме. Потом мы лежали там, курили и пили джин с вермутом – этот напиток стал нашим любимым коктейлем.
– Значит, ты не девственница. – Его пальцы блуждали по моей груди. – А я думал, что девственница. Кто же первый счастливчик?
– Фредди, я должна рассказать тебе кое-что, – вздохнула я.
– Да уж, выкладывай, любимая. Имеется ли у меня соперник в борьбе за твою любовь?
– Имелся, да. Понимаешь, когда мы с тобой встретились, я была обручена с парнем по имени Джонни. Он сейчас далеко, учится в офицерской школе, в общем, я все равно пару дней назад написала ему, что разрываю нашу помолвку. Что я не могу выйти за него замуж.
– Из-за меня?
– Да, – честно ответила я. – Только, пожалуйста, не пугайся и не чувствуй себя к чему-то обязанным, ладно? Я не думала, что мы с тобой обручимся, просто поняла, что будет правильно сообщить ему о разрыве.
– Да ты, оказывается, темная лошадка. – Фредди улыбнулся. – Я-то всю дорогу думал, что ты сама свежесть и невинность, а у тебя, оказывается, был жених.
– Да, я понимаю, что вела себя ужасно, прости. С тех пор как мы встретились с тобой, я не видела его, ведь он все еще учится. Поэтому тебе, Фредди, я не изменяла.
– Так вот почему ты не соглашалась спать со мной?
– Да.
– Что ж, я ужасно рад, что твой женишок остался в прошлом и тебя больше не сдерживают моральные устои. – Он потянулся ко мне и крепко обнял. – Повторим наши игры, чтобы отпраздновать?
Я порадовалась, что мое признание, казалось, ничуть не встревожило Фредди. Меня беспокоило, что он может подумать, будто я намерена давить на него, хотя у меня и в мыслях такого не было. Я убедила себя, что для разрыва помолвки имелись другие причины; и не в последнюю очередь мысль о том, что из-за отъезда за границу с Джонни мне пришлось бы бросить любимую работу. Но, если быть честной с собой до конца, я понимала, что если бы Фредди попросил меня поехать с ним, то я без раздумий поехала бы хоть на край света.
После того первого, прекрасного воскресенья в постели я практически переехала к Фредди. Я дожидалась его после спектакля, и мы занимались любовью до глубокой ночи, а потом я засыпала в его объятиях. И, как ни странно, хотя мне очень мало удавалось поспать, утром, уходя в Кью, я чувствовала себя свежей и полной сил. В юности я прочитала множество душещипательных романов и только теперь поняла, о чем, собственно, писали их авторы. Я еще в жизни не испытывала такого полнейшего счастья.
* * *
В середине октября я съездила на Барон-корт, как ездила обычно раз в неделю, чтобы переодеться, взять смену одежды и забрать почту. В спальне меня ждал плотный пергаментный конверт с итальянским почтовым штемпелем.
«Маман», – подумала я, открывая письмо.
«Ma chère Поузи!
Я так давно не писала тебе, надеюсь, что ты простишь меня. На меня навалилась масса дел в связи с женитьбой одного из сыновей Алессандро.
Поздравляем тебя с отличным окончанием Кембриджа. Я горжусь тем, что у меня такая умная дочь.
Поузи, мы с Алессандро прилетим в Лондон в начале ноября, и мне очень хочется увидеться там с тобой. С первого по девятое число мы собираемся жить в «Ритце», поэтому, будь добра, позвони мне, чтобы сообщить, когда ты сможешь зайти к нам. Мы так давно не виделись, поэтому, пожалуйста, скажи, что ты хочешь увидеться с твоей маман и познакомиться с ее мужем.
С любовью,
маман».
Я сидела, уставившись на это письмо, и думала о том, что, с тех пор как мы последний раз виделись с маман, прошло больше тринадцати лет. Как бы ни пытаться объяснить такое положение, вывод будет один: мать бросила меня. И, несмотря на то что повзрослевшая, разумная часть меня понимала, что мне было лучше постоянно жить у бабули в Корнуолле, чем таскаться в детстве за маман по всей Европе, в душе я все равно сердилась и обижалась, как любой брошенный матерью ребенок.
Пока автобус вез меня в Клэпем, я размышляла, стоит ли мне обсудить это с Фредди, и решила, что не стоит. Мне была невыносима мысль, что он будет жалеть меня, поэтому я и не стала ничего говорить ему. Когда я пришла домой, он заметил, что я расстроена.
