– Еще что-нибудь полезное о Мейсоне знаешь?
Я посмотрела на ее часы. Тик-так, тик-так. Сколько еще времени прошло?
– Джейн? Ты можешь рассказать что-нибудь еще?
– Просто если бы не он, меня, наверное, сейчас бы здесь даже не было.
Она подняла бровь.
– Почему ты так думаешь?
– Вы что, не слушали? Он рисковал жизнью, чтобы встречаться со мной, давать мне надежду, добывать то, что мне было нужно.
– Он был верным товарищем.
– Вы говорите о нем, как о собаке.
– Я этого не хотела.
– Вы должны хотеть его найти.
– Как я уже сказала, мы над этим работаем. Группа следователей обшаривает каждый квадратный сантиметр того места. Если Мейсон там, мы его найдем. Можешь мне поверить. А теперь, если ты не против, я хотела бы сменить тему.
Я была против. Я хотела, чтобы они ушли. Мужчина, сидящий позади – специальный агент Как-его-там, – лихорадочно делал заметки, ловя каждое мое слово.
– Не могла бы ты рассказать, что произошло утром в воскресенье, одиннадцатого августа? – спросила Томас.
Что это был за день? Я недоуменно нахмурилась, а затем наконец сообразила: именно одиннадцатого меня похитили.
Я методично перебрала детали – от дождя до коробок восковых свечей. Рассказала агенту о багажнике машины, как очнулась и увидела лицо парня – карие глаза, родинку под нижним веком… Я также рассказала, как торчала в комнате, почти ничем не занимаясь, кроме общения с Мейсоном.
К тому времени как она закончила, прошло два часа.
Нет, монстр в комнату не заходил.
Нет, я не знала, кто он такой и зачем меня забрал.
Да, он показался мне немного знакомым в тот день у Нормы, но я не совсем уверена.
Нет, насколько я знаю, он не трогал меня каким-то странным образом. Во время похищения был только очевидный контакт.
Нет, я не видела его после той первой ночи и понятия не имею, каковы были его намерения.
Да, были и другие. Я слышала их крики. Я нашла записку на кафеле в ванной. Мейсон также разговаривал с девушкой по имени Саманта.
Наконец, удовлетворившись допросом, агент Томас встала.
– Я попрошу художника сделать набросок подозреваемого. Также кто-нибудь придет, чтобы провести тщательный медицинский осмотр.
– И вы дадите мне знать, когда у вас появятся новости о Мейсоне.
– Договорились, – улыбнулась она.
Я свернулась калачиком на боку. Желудок роптал из-за отсутствия еды. Я не сразу заметила поднос на столе и белую пластиковую посуду, как в комнате. Я подняла куполообразную крышку и обнаружила под ней бисквит и сосиску в тесте, сбрызнутую соусом, по консистенции напоминающим ил. Меня передернуло. Мне хотелось чего-нибудь мягкого, я скучала по тостам, которые ела в неволе.
Какой-то парень постучал в мою дверь. Он держал блокнот.
– Джейн N?
И сел рядом со мной, не дожидаясь ответа.
Следуя моим описаниям, он набросал лицо парня, который меня похитил. Еще нарисовал татуировку в виде дерева.
– Кто-нибудь зайдет, чтобы ты посмотрела фотографии. Мы также делаем компьютерный фоторобот.
– Того парня засняла камера наблюдения? – спросила я. – Ты что-нибудь слышал о Мейсоне?
Нет.
И нет.
Голова бесконечно болела. Забинтованные руки чесались.
Вскоре после художника ко мне заглянули специальные агенты Томас и Броуди. Они снова заставили меня подробно описать каждую мелочь того воскресенья, одиннадцатого августа, вплоть до ткани комбинезона, который я сдернула с вешалки, пытаясь спастись (шелк, для протокола).
После этого ко мне пришла медсестра. Не издав ни единого звука, она тыкала и пихала мое тело, осматривая каждый сантиметр кожи, спину, зубы, скальп.
Каждое.
Доступное.
Место.
Когда она закончила, я перевернулась в постели спиной к окну. Внутри все тряслось. Я не могла перестать дрожать. Представила, как по венам течет ледяная вода: вот что получила медсестра, когда взяла у меня кровь – пузырек с холодом, словно из трупа.
Я закрыла глаза, пытаясь забыть, где нахожусь. В конце концов я заснула, и мне приснился Мейсон – мы держались за руки через дыру в стене.
Когда несколько часов спустя я проснулась, то все еще чувствовала жар в центре ладони, как будто Мейсон действительно приходил. Я плотнее закуталась в простыню, мечтая, чтобы сон оказался явью. Так ли наивно полагать, что следователи нашли его и привели к моей постели?
Я открыла глаза и с удивлением обнаружила сидящего рядом со мной папу.
– Привет, солнышко, – сказал он. Мое старое прозвище. Оно больше мне не подходило. Папа сжал мою руку. В его глазах стояли слезы. – Слава богу, ты вернулась. – Он придвинулся ближе и обнял меня.
С каких это пор мой отец упоминает бога? Почему он никогда не водил меня в церковь?
Он погладил мои спутанные волосы. Я все еще не приняла душ. От отца пахло молотыми кофейными зернами – вроде тех, которые он покупал и хранил в серебряной банке.
– Я приехал, как только смог, – сказал папа.
Воспоминания закрутились на экране проектора в моей голове:
Папа чешет мне ноги на диване в гостиной, мне пять, и я не могу заснуть из-за тяжелого ожога ядовитым сумахом.
Я учусь управляться со шнурками, а пока вяжу узлы из красной лакрицы на запястьях папы, пока он читает мне сказки.
И я сижу у дыры, а Мейсон задает мне вопросы, почему мой отец остался в постели в то утро, когда я пропала:
– Заработался допоздна накануне.
– Но ты ж говоришь, тебя похитили в воскресенье. Твой отец что, работает по субботам?
– Да, с некоторых пор.
– Дай угадаю – он трудится в больнице? Или в круглосуточном колл-центре?
– В банке.
– Серьезно?! В банке?
– Да, а что?
– Тебе не кажется немного странным… работа допоздна в банке? У них что, круглосуточное обслуживание?
Повисла неловкая пауза.
– Джейн? – позвал папа.
Я отстранилась, разрывая объятия. Медсестра с широко распахнутыми глазами, приоткрытыми губами и сцепленными руками стояла в дверях, как будто вот-вот должно произойти что-то волшебное. Она надеялась на шоу. Для нее это было похоже на то, что показывают по телевизору: отец воссоединяется со своей давно потерянной дочерью. Но мои воспоминания соткались в лоскутное одеяло, которое душило любую радость.
