Неожиданно для себя самой Джамиля поднялась из кресла и почти вплотную приблизилась к Ларисе, ее руки легли на талию молодой женщины. Она ощущала жар, что исходил от Лары, через тонкую ткань пеньюара. Руки подруги гладили тело Джамили, то поднимаясь к груди, то опускаясь к бедрам, она чувствовала возле своего лица тяжелое горячее дыхание. И это дыхание больше всего заводило неискушенную девушку, поднимая из глубин души энергию любовной страсти, до сих пор скрытую, запечатанную древними родовыми традициями.
В тот момент, когда губы Графини коснулись шеи Джамили, по телу девушки пробежала судорога, как будто через нее пропустили разряд электрического тока.
— Успокойся, милая, успокойся, — шептала Лара, целуя плечо, шею, покусывая мочку уха, ее руки крепко впились в ягодицы девушки. — Расслабься, милая, и получай удовольствие.
Джамиля прикрыла веки, ее руки, как две змеи, скользнули под пеньюар и сжали две молочно-белые груди, с наслаждением пропуская между пальцев упругую мякоть. Рты женщин слились в страстном поцелуе, в котором участвовали губы, языки и даже десны и зубы. Время от времени этот поцелуй сопровождался охами, вздохами и чавкающими звуками...
Очнулась Джамиля от этого сладострастного мракобесия в спальне, лежа поперек большой двуспальной кровати. Абсолютно голая Лариса сидела сверху и стаскивала с нее платье.
— О, подруга, да ты врешь, что поставила на себе крест, — взвизгнула Графиня, рассматривая ладную фигуру девушки, черный пояс с чулками, блестящие атласные трусики под ним и черный бюстгальтер, скрывающий небольшую крепкую грудь. Запустив руку под бюстгальтер, она шепотом добавила: — Монашенки такое белье не носят.
В следующую секунду она сорвала с Джамили остатки одежды, оставив на девушке лишь пояс и чулки, и принялась неистово целовать тело подруги.
Не знавшие ни мужской ласки, ни губ младенца груди не растекались кругами по телу, как у зрелых женщин, а остались стоять остроконечными холмиками, вершины которых венчали коричневые соски, вокруг которых дыбились черные жесткие волоски — отличительная черта женщин Востока.
Эти волоски еще больше завели Графиню, она страстно целовала и покусывала тело подруги, облизывая рубцы шрамов, она спускалась все ниже...
Джамиля томно стонала и извивалась от этих ласк, почувствовав у своего лона горячее дыхание, тихо прошептала:
— Я еще девушка...
Лариса, целуя внутреннюю сторону бедер, никак не отреагировала на это заявление. Лишь когда девушка стала дрожать как в ознобе, оторвала от ее живота лицо и, с блестящими при свете ночника глазами, тихо произнесла:
— Мы этот недостаток исправим.
Лаская правой рукой влажное, трепещущее лоно девушки, левую протянула к прикроватной тумбочке и достала с верхней полки небольшой пластиковый фаллоимитатор. Эту игрушку она приобрела еще давно в одном из секс-шопов и пользовалась им, если Тимур заканчивал раньше любовные игры, а ей все еще не удавалось достичь пика наслаждения. Или когда приходилось коротать ночи в одиночестве.
Обильно смазав слюной пластиковый цилиндр, Лариса склонилась к уху Джамили и нежно прошептала:
— Повернись, милая, так тебе будет удобнее.
Девушка послушно приняла коленно-локтевую позу и
гут же почувствовала, как в нее проникает скользкий инородный предмет. Джамиля еще громче застонала и задвигала тазом, подчиняясь жадной руке подруги. Извиваясь на постели под ударами искусственного члена, она шептала пересохшими губами:
— Не надо, не надо, это грех...
— Ты собралась на войну, — страстно шептала ей в ответ Графиня, одной рукой орудуя имитатором, а другой грубо тиская тяжело отвисшие груди. — А война все списывает и все грехи отпускает.
Неиспытанное до сих пор удовольствие захлестнуло девушку всю без остатка, не помня себя, она во весь голос пронзительно закричала. Когда волна удовольствия схлынула, все еще тяжело дышащая Джамиля открыла глаза, боли она не почувствовала, вопреки своим ожиданиям. Тело казалось невесомым, было так легко, что хотелось петь, плясать, летать.
Лара с безучастным видом сидела на противоположном краю кровати. Закурив сигарету, она произнесла:
— Пойди прими ванну, а я пока сменю белье... — Потом улыбнулась и, подмигнув, добавила: — Надо же тебе увидеть и другую сторону медали.
Джамиля на дрожащих, плохо слушающихся ногах поднялась с постели и тут же увидела на простыне небольшое кровавое пятно.
Весь день они провели в постели, вымотанные бессонной ночью, обнаженные, крепко обнявшись, как будто хотели еще продолжать дарить друг другу ласки.
Джамиля проснулась первой, когда на темно-синем небе зажглись первые звезды. Бесшумно поднявшись с постели, она стала быстро собирать разбросанные в беспорядке вещи.
Лариса проснулась, когда подруга заканчивала одеваться. Накинув халат, она вышла проводить ее. В коридоре, наблюдая, как Джамиля надевает плащ, сказала:
— Будет скучно — позвони, сходим куда-нибудь, развеемся.
— Да нет, спасибо, — не поднимая на хозяйку квартиры глаз, тихо произнесла Джамиля. — В ближайшее время я уезжаю в Чечню.
— Тогда счастливого пути, — Лара приблизилась к подруге, чтобы на прощание поцеловать, но та увернулась от ее объятий и выскочила на лестничную площадку. Не говоря больше ни слова, она поспешила вниз по лестнице.
Захлопнув дверь, Лариса услышала звонок телефона.
— Да, слушаю.
— Привет, это я, — откуда-то издалека донесся голос Тимура. — Чем занимаешься?
— Скучаю, — тихо произнесла женщина.
— Скучаешь, это хорошо. Скоро приеду, жди.
— Жду, — женщина хотела еще что-то сказать, но на другом конце отключили телефон. На войне длинные телефонные разговоры чреваты гибелью.
Когда художественная съемка была закончена, Тимур с фотографом-журналистом, пленным морпехом в сопровождении двух охранников-гвардейцев вернулись в бункер. Оставшиеся боевики, поспешно убрав извлеченные из морозильника трупы и поврежденное оружие, тоже удалились в черную пасть штольни. На поверхности остался один Гонза Холилов. Некоторое время он стоял, засунув руки в накладные карманы камуфлированных штанов, внимательно оглядывая поляну. Наконец все-таки сдвинулся с места и не спеша направился к небольшому холмику, который раскинулся лысой макушкой недалеко от того места, где были разложены пятеро покойников.
Подойдя к холму, Гонза стащил с плеч плащ-палатку и расстелил ее на холмике. Усевшись, извлек из нагрудного кармана плоскую шкатулку, сделанную из серебра и слоновой кости. Еще в советские времена он купил ее у какого-то пьянчуги за червонец (цена бутылки водки). Вещица была старинная, слоновая кость пожелтела, а узор на библейскую тему почти стерся. Пьянчуга уверял, что это настоящее произведение искусства и стоит бешеных денег, по на расчете с ним это заявление никак не подействовало. Гонза тогда уже вовсю курил гашиш, предпочитая его алкоголю. Новое приобретение он решил использовать для курительных принадлежностей.
