— А тебя не тянет туда?
Ее иссиня-черные глаза, до этой минуты безжизненно тусклые, мгновенно вспыхнули и заискрились, как два черных бриллианта. В этом сиянии Лариса неожиданно ощутила странный магнетизм, ее сердце учащенно забилось. Еще недавно встретив искалеченную девушку, она дала себе слово больше с ней не встречаться. Но прошло всего несколько дней, и Ларисе снова захотелось увидеться с Джамилей. Что это, тяга к общению с боевой подругой, жалость к ее увечью или все-таки магнетизм черных кавказских глаз?
Две недели, как Тимур уехал в Чечню, она просто с ума сходила от тоски. И встреча с Джамилей была сейчас отдушиной для нее.
— Мне по ночам снится война, — наконец произнесла она. — Мой друг на днях поехал туда. Но мне он даже думать запретил о Чечне...
— Хорошо, когда есть кому о тебе заботиться, — тоскливо произнесла Джамиля, ее искристый взгляд снова угас.
Решение возникло само собой. Лариса затушила окурок, одним глотком выпила уже остывший кофе и, глядя в упор на подругу, спросила:
— Чем сегодня вечером занимаешься?
— Как обычно, ничем. Может, телевизор посмотрю...
— Слушай, а давай завалимся в какой-нибудь ночной клуб и, как сейчас говорят, оттянемся по полной программе, — предложила хозяйка бутика.
Лицо молодой чеченки смущенно вспыхнуло.
— Ты что, с моей внешностью, — заикаясь, произнесла девушка.
— А что, — не сдавалась Лариса, — это же ночной клуб, а не аристократический. Там полумрак, светомузыка, никто ничего не заметит. Да и по большому счету всем плевать друг на друга, каждый занят только собой.
— Но я не... — Джамиля пыталась найти причину отказаться, но Лариса ничего не хотела слушать.
— Прекрати, боишься согрешить, но ты сама только что сказала, что в этой жизни тебе ничего не светит. Согрешить против веры, но ты едешь на войну, а погибшим за веру все грехи прощаются.
За последние годы Лара, мечтая о браке с Тимуром, сильно поднаторела в вопросах ислама.
— Так и умрешь, ничего не узнав в этой жизни.
Последний аргумент оказался наиболее веским. Черные глаза Джамили вновь вспыхнули огнем, на лице появилась саркастическая улыбка, и она с вызовом произнесла:
— Я согласна.
Дороги были размыты, и тяжелые армейские грузовики «Урал-375», переваливаясь с боку на бок и грозно рыча, двигались вперед.
Анатолий Сафин, выряженный в армейский бушлат, тяжелый бронежилет и кевларовую каску, сидел в кузове грузовика на каких-то ящиках, тюках, коробках. Вокруг него расположилось около десятка солдат внутренних войск. По возрасту еще мальчишки, они почему-то не выглядели детьми. Обветренные лица, вокруг глаз ранние морщины от прищура, никто не шутит, оружие у всех в руках на изготовку, кто-то курит, спрятав сигарету в ладонь.
«Война — школа ускоренного взросления», — мелькнуло в голове журналиста. В этот раз за время посещения Чечни он посетил несколько блок-постов, комендатур, временных отделений внутренних дел. Везде одно и то же — измотанные, обозленные люди, ночные обстрелы, подрывы техники и засады возле населенных пунктов. На всю свою жизнь Толик натерпелся страха, тут же была не только угроза получить пулю снайпера или разлететься на сотню кусков при подрыве тяжелого фугаса. Был страх того, что кто-то из тех мужиков-федералов, которые его радушно принимали, выставляя на стол все, что есть в НЗ, кормили и поили (водкой, коньяком, спиртом), узнает в нем журналиста, который в прошлую войну «ходил в гости» к чеченцам, брал интервью у их полевых командиров и усиленно хаял тех, с кем воевали боевики.
Видя угрюмые лица бойцов, получавших ранения, терявших друзей на этой войне, Сафин прекрасно понимал, что его ждет, если вдруг узнают его. Хотя это и был полный бред, все репортажи писались только для газет и то под псевдонимом. Все равно на сердце было неспокойно, а если сам по пьяни проговорится? Но Толик пил горькую с угрюмыми мужиками и не пьянел, потому что был сплошным оголенным нервом. Он молча ненавидел этих сильных и обозленных людей, в душе лелея надежду, что еще посчитается с ними. За весь свой страх, ужас и головную боль.
Широко зевнув, он потянулся, раскинув руки, затем оторвал от нагретого собственным телом ящика свое седалище и выглянул за обшитый железнодорожными шпалами борт грузовика.
Вокруг тянулся все тот же унылый пейзаж — черные стволы голых деревьев, черная размокшая земля. Кое-где островки серой высохшей прошлогодней травы, нависшие мрачные горы, вершины которых плотно закрывали тяжелые свинцовые тучи. Ранняя весна — не самая прекрасная пора года.
— Куда вылез, блин! Не знаешь, что голову может оторвать, — один из бойцов ухватил Сафина за бронежилет и швырнул его обратно на ящик.
«Быдло», — мысленно обругал солдата журналист и тут же подумал, что в первую войну с ним никто из чеченцев не вел себя так. Они были не то что вежливы или корректны, но дорожелательны и гостеприимны это уж точно. Яркий кавказский колорит плюс шашлыки и домашнее вино, — все это способствовало налаживанию отношений.
Чеченцам необходимо было завоевать доверие средств массовой информации и международного общественного мнения. Пока шла война, им это было нужно, когда война закончилась Хасавюртом, надобность в журналистах отпала. Многих журналистов взяли в заложники, требуя с родственников, издательств и телекомпаний солидные выкупы.
Сафин после всех перипетий вряд ли взялся бы за старое. Как говорится, своя рубашка ближе, но в данном случае у него был «гарантийный талон» в лице Тимура Гафурова, он обеспечивал его безопасность, сводил с нужными ему полевыми командирами и даже иногда доставал ценные документы, потом из всего этого получались сногсшибательные статьи. Он талантливо преподносил слитую ему информацию, хотя по большому счету «уши заказчика» спрятать не удавалось.
Профессионалы, замечающие эти уши, и окрестили Анатолия «сливным бачком».
«Бездари, завистливые бездари», — мысленно отвечал зубоскалам Сафин. Впрочем, собственные прозвища его меньше волновали, нежели собственная судьба. От природы человек неглупый, за годы учебы и работы он развил свои аналитические способности достаточно, чтобы не только писать статьи, но и понять: Тимур ему помогает, защищает и щедро платит, пока ему это выгодно, пока он нуждается в «сливном бачке». А если нужда отпадет, что тогда? Ведь игра идет по большому счету...
«Ладно, пока рано об этом думать», — остановил себя Сафин. Новый заказ Гафурова сулил ему неплохие барыши... Пока он следовал его инструкциям: объезжал гарнизоны федеральных войск, осталась последняя «точка» — сводный батальон морпехов Северного флота.
«Надо выяснить, чего хочет Тимур, а потом уже решать, насколько это для меня чревато. Пока не выполню свою миссию, они меня не тронут. Значит, соскочить у меня время есть», — решил для себя Сафин, засовывая руки в карманы бушлата, в горах промозглая сырость студила пальцы.
