Вытащив затвор, Графиня отстегнула пустой магазин и все это положила перед собой на клеенчатый чехол. Затем достала тонкий стальной шомпол, навинтила на него щетку-«ерш». Тонкие пальцы молодой женщины пробежались по ребрам рифленого ствола. Налив на щетку оружейного масла, она ввела шомпол в отверстие ствола и стала интенсивно двигать вперед-назад. Все это ей казалось очень эротично, хотя в мозгу почему-то вспыхивали фрагменты прошедшей войны, в которой ей довелось принять участие.
Остервенело двигая шомполом, она наблюдала, как к холму не спеша приближаются «срочники». Две фигурки буквально плыли по желтому морю прошлогодней сухой травы. Лариса, глядя на них, зажмурила левый глаз, невольно подумав: «Эх, был бы у меня такой карабин тогда, насечек было бы намного больше».
— Вы — настоящая амазонка, Лариса Николаевна, — неожиданный возглас прервал ее размышления. Не прекращая чистить ствол, Лариса медленно повернула голову, за ее спиной стоял краснолицый, с отвислым пивным брюхом и красными, воспаленными глазами мужчина. Начальник полкового стрельбища был истинным ценителем Бахуса. — Лариса Николаевна, зачем вам надо пачкаться в масле? Одно слово, и мои «пингвины», — майор кивком указал на приближающихся солдат, — языками вылижут вам винтовку. Вы ведь к ним так добры...
Лариса действительно в каждый свой приезд угощала солдат, еще мальчишек, колбасой, печеньем, сгущенкой. Это не было актом доброты и покаяния за убитых таких же мальчишек на первой Чеченской. Нет, все было намного прозаичнее. Она, как радивая хозяйка, подкармливала скот перед забоем, в глубине души надеясь, что время забоя наступит очень скоро.
— Да нет, не надо мальчиков тревожить, я сама справлюсь.
— Ну конечно, вещь-то у вас импортная, так сказать, эксклюзивная. Не то что наши примитивные «калаши».
Лариса промолчала. Закончив чистить ствол, отложила карабин и принялась за затвор.
— Может, кофе с коньячком? — произнес начальник полигона слащавым голосом казарменного донжуана и тут же извлек из кармана своего бушлата плоскую флягу.
— Спасибо, нет, — ответила Лариса. Она отвлеклась от чистки оружия и внимательно посмотрела на офицера. Сейчас она вспомнила другого, того, что лежал посреди улицы в Грозном с простреленными руками и ногами. Истекал кровью и беззвучно матерился, но на помощь никого не звал, понимая, почему снайпер еще с ним возится.
«Интересно, если бы из тебя сделать «кавказский крест», небось визжал бы как свинья, требуя, чтобы спасли, хотя это стоило бы жизни сотни таких мальчишек», — с милой улыбкой на лице подумала Лариса.
Военный по-своему оценил эту улыбку.
— Что же, может, все-таки по маленькой?
— Нет. Я за рулем, и мне уже пора ехать, — отрезала женщина, принявшись собирать смазанный карабин. Подошли солдаты, продемонстрировав каску и бронежилет мишени. Каска представляла собой одну сплошную дыру с рваными краями, вокруг которой раскинулось с десяток одиночных отверстий.
Зеленая ткань бронежилета тоже была утыкана точками впившихся и сплющенных о титановые пластины пуль.
— Великолепные результаты, — внимательно посмотрев на продырявленные атрибуты солдатской экипировки, одобрительно произнес начальник стрельбища. — Чувствуется великолепная спортивная подготовка.
Лариса улыбнулась, рассказ о ней, как спортсменке, был хорошо подготовленной легендой.
Сложенные плоские сошки четко встали на свое место, слегка уплотнив ложу «манлихера». Закрыв линзы оптики, она легко уложила карабин в пластиковый футляр, выполненный в виде большого плоского чемодана.
Один из солдат, отбросив в сторону испорченную каску, подхватил у Ларисы футляр, другой поспешно стал собирать атрибуты снайперской лежки. Мальчики знали, за что старались.
— Всего хорошего, — молодая женщина попрощалась с майором, еще раз представив, как она распяла бы его на «кавказском кресте».
— Очень жаль, что не пришлось попить кофию с коньяком, — напоследок с явным сожалением произнес начальник стрельбища. Но Лариса уже его не слушала, в сопровождении двух солдат она прошла к своей машине.
Футляр с карабином положила в тайник на дне багажника «БМВ», сверху заложила войлочным матом и плащ-палаткой. Опустив крышку багажника, Лариса вытащила из кармана сторублевую банкноту.
— Держите, ребята, купите себе сигарет.
Когда довольные солдаты удалились в сторону казармы, она села за руль и включила зажигание. До встречи с Джамилей оставалось два часа, времени вполне достаточно, чтобы заехать домой и переодеться во что-то поприличнее.
Кафе-кондитерская было небольшим, светлым помещением. Огромные стеклянные витрины были до отказа заполнены всевозможными тортами, пирожными, кексами, рулетами, печеньем. За прилавком, подобно гигантским сахарным головам, важно стояли дородные белокожие матроны в белых кружевных передниках и накрахмаленных наколках. Они тут были и за продавцов, и за официанток.
Лариса и Джамиля заняли дальний столик, чтобы посетителям меньше бросались в глаза шрамы чеченки.
— Два кофе и пару эклеров, — произнесла Лариса, когда возле их столика всплыла «сахарная голова».
— Что-то еще? — спросила матрона. Услышав отказ, она важной походкой царицы не спеша удалилась.
— Какие новости? — спросила Лариса, выложив на столик из своей сумочки пачку сигарет, зажигалку, косметичку, в которой по старой привычке она держала деньги и кредитные карточки.
— Да какие новости... — Джамиля пожала плечами. — У меня новостей не бывает. Живу, как гора, без новостей, и разрушить меня может только время.
— Ну, зачем же так пессимистично, — произнесла Лариса, доставая из пачки сигарету.
— А что же мне остается еще делать? — горько улыбнулась Джамиля, шрам на ее щеке налился кровью и стал похож на толстого дождевого червя. — За годы, что воевала, я собирала себе приданое, потому что больше мне не на кого рассчитывать. Собирала копейку к копейке. Думала, муж никогда куском хлеба не попрекнет. Берегла девичью честь, чтобы не было стыдно. И что теперь? Денег нет, все тело в шрамах, как у старого волкодава. Одна честь и осталась... Только кому она нужна, когда невеста похожа на Квазимоду. Нет у меня здесь судьбы, а там, на войне, я буду делать то, что у меня лучше всего получается.
Подошла официантка, аккуратно поставила на столик фарфоровые чашечки, сахарницу и тарелку с эклерами.
Джамиля, положив две ложки песка, потянулась за пухлым, политым шоколадной глазурью эклером.
Лариса, закурив, наблюдала за подругой, которая с аппетитом уплетала пирожное. Несмотря на почти тридцатилетний возраст, Джамиля все еще оставалась ребенком, которого только и научили нескольким патриархальным постулатам (типа калым и девственность), да еще стрелять без промаха. Умение стрелять пригодилось на войне, а вот все остальное...
Неожиданно Джамиля оторвалась от еды и внимательно посмотрела на подругу, потом произнесла:
