Глубоко затянувшись, Тимур выпустил струю дыма на решетку вытяжки. На какое-то мгновение он вдруг вспомнил боевиков, погибших при захвате морского пехотинца. Снайпер Сухум, его помощник Гунар и еще два десятка убитых и раненых бойцов. И не просто бойцов, почти все они были его, Тамерлана, соотечественниками, братьями по крови, как говорится. Но такие ощутимые потери его почему-то не волновали, главное — достигнуть результата, ныполнить первую функцию, чтобы в будущем поэтапно завершить сложную многоходовую операцию.
«Наверное, это настоящий профессионализм, когда отбрасываешь всякую шелуху, типа родовых корней, ради главного, ради по-настоящему великой цели».
Затушив окурок о дно пепельницы, Тимур поднялся с кровати и до хруста потянулся, широко зевнул, подумав: «Неплохо было бы выпить кофе». Но здесь это было несбыточной мечтой.
Умывшись и почистив зубы, Тамерлан оделся и вышел из своего бокса. Сейчас наступило время завтрака, нужно было успеть поесть, чтобы потом заняться непосредственными делами, время не ждало.
Пройдя по коридору, он неожиданно наткнулся на Гонзу. Толстяк с заклеенной переносицей поджидал его в одном из поворотов галереи.
— Салам аллейкум, дорогой Тамерлан, — Джавдет бросился навстречу Тимуру, обхватил его за плечи и, прижав к себе, поцеловал того в небритую щеку. — Завтракать идешь, да? — задал он вопрос. И тут же сам на него ответил: — Я тоже, идем вместе!
— Идем, — согласился Тимур, а про себя подумал: «Жаль, что эту зануду морпехи не грохнули».
После утреннего намаза и завтрака начать работу с пленным Тимур не успел — его вызвали к президенту.
Президентский бокс не шел ни в какое сравнение с той бетонной коробкой, в которой поселили Тимура. Огромное помещение было полностью завешано яркими ворсистыми коврами, мебель из натуральных пород дерева, заставленная дорогой посудой, музыкальной аппаратурой. В углу стоял мощный персональный компьютер «Пентиум-3».
«Не слишком ли роскошно для партизана?» — отметил про себя московский резидент.
Из соседней комнаты, отгороженной цветной ширмой, вышел президент. Он был в полувоенном френче, галифе заправлены в хромовые сапоги, на голове красовалась неизменная каракулевая шапка, подчеркивающая отопыренные уши.
Обменявшись рукопожатиями и объятиями, президент указал на стоящий в стороне широкий топчан, покрытый ярко-красным ковром.
Когда они сели, Ушастый немного помолчал и произнес:
— На нас обрушилось еще одно горе...
«Опять, наверно, кто-то из полевых командиров попал в засаду», — подумал Тимур, прекрасно понимая, что если бы федеральные войска обнаружили бункер, то обстановка внутри подземной крепости была бы несколько другой.
— Что случилось? — наконец спросил он, разумно решив, что пока он не задаст вопрос, склонный к театральным эффектам Ушастый не скажет ни слова.
— Сегодня ночью на мине подорвался Мирзо, — проговорил траурным голосом президент. — Он вел караван с оружием и людьми. Самый опытный из проводников-разведчиков. Мирзо никому не доверял, двигался по одному ему известному маршруту. И вот на тропе оказалась противопехотная мина. Направленным взрывом убило Мирзо, трех «индейцев», которых он за собой тащил, и командира арабов-добровольцев. Ранило нескольких человек и лошадей. Скорее всего, тропу обнаружила разведка русских и на всякий случай заминировала. Вот Мирзо и попался...
Тимур молчал, размышляя про себя: «Война — комбайн смерти, и рано или поздно все в него попадем. Хуже всего го, что она выкашивает сейчас тех немногих, кто, кроме профессионализма, был еще и патриотом. На смену им приходят безграмотные (в военном деле) крестьяне и арабские наемники, которым по большому счету плевать на Чечню, а воюют лишь потому, что ничего другого не умеют делать...»
Не дождавшись реакции Тамерлана, президент проговорил:
— Есть мнение торжественно похоронить Мирзо и командира арабских добровольцев здесь, в горах. После войны мы устроим мемориал в честь павших героев...
«Заговорил прямо как во времена коммунистического застоя: «есть мнение», чье мнение? Гонзы? Бабая? Так им наплевать, что будет с их трупами, не говоря уже о других. Или, может, это мнение тех прихлебателей, которые гордо себя называют «Генеральный штаб фронта сопротивления»?.. Так кого интересует их мнение, шакалы. Скорее всего Ушастый мне это говорит для того, чтобы включить в список положительного мнения на увековечивание памяти павших героев. Сколько их еще будет павших, и к тому же неизвестно, будет ли победа. Удастся ли принудить Россию к новому Хасавюрту?» Но уже в следующую секунду Тимур откинул эту мысль, как крамольную. Если он сам не верит в победу повстанцев, тогда к чему было затевать проведение операции? Зачем нужна была гибель бойцов Джавдета, зачем нужен был тайный переход по горам (с риском быть изнасилованным одичавшими «индейцами). Можно было преспокойно жить в Москве, ждать сообщений с гор и оттуда наблюдать за течением боевых действий в Чечне. Но он приехал, значит, уверен в успехе операции, потому что все учтено.
— Когда намечена процедура похорон? — наконец произнес Тимур, поняв, что президент ждет его ответа.
— Мы положили трупы в ледник. Когда соберутся бригадные генералы, тогда торжественно и похороним павших.
Тимур вышел от президента через полчаса, внимательно выслушав прожекты на тему процедуры похорон. Все это напоминало уже немного подзабытые траурные советские церемонии, естественно, с национальным колоритом. Подобное мероприятие Ушастый хотел запечатлеть на видео, но резидент его отговорил, мотивируя тем, что на пленку могут попасть не только лица полевых командиров (которых Ушастый с пафосом называл бригадными генералами), но и фрагменты местности. И если подобная кассета попадет в федеральную разведку, то не исключено, что чекисты смогут из этих фрагментов сложить картину. Тогда можно ожидать всего...
Немного подумав, Ушастый согласился с его мнением. Подземные галереи, подобно запутанным лабиринтам, тянулись на десятки километров, где несведущему человеку ничего не стоило заблудиться. Чтобы избежать подобной неприятности, за Тамерланом Гафуровым был закреплен молодой парень, хорошо ориентировавшийся в здешних переходах.
Высокий, худощавый проводник с лицом, покрытым редкой черной растительностью, был человеком неразговорчивым. Выслушав, куда надо попасть московскому гостю, он молча разворачивался и шел. В этот раз они пересекли центральную галерею, вышли к подъемному крану и стали подниматься вверх. Винтовая металлическая лестница под ногами гудела и мелко дрожала всем своим стальным телом.
Тусклый свет от вмонтированных в стены продолговатых светильников напоминал пунктир, позволявший лишь видеть сами светящиеся плафоны, но не чрево колодца.
Тимур уверенно шел за проводником, время от времени поглядывая" через перила вниз. Там была такая же подсвеченная бездна, которая почему-то неудержимо влекла взор резидента, и он через каждые пять-шесть ступенек снова и снова смотрел вниз. В эрудированном мозгу неожиданно вспыхнула цитата бессмертного Фридриха Ницше: «Если долго смотреть в бездну, то со временем понимаешь, что бездна смотрит на тебя». Неожиданно Тимур ощутил влекущую силу бездны...
