Мичман бросил зажженный факел в кузов, откуда полыхнул столб огня. Трое постояли минуту с непокрытыми головами. Ковалев сказал:
— Вот судьба у человека — родился узбеком, жил среди русских и умер как русский.
— Пора уходить, командир, — сказал Лебедев, надевая свою паншерку, — скоро баки взорвутся.
— Да, — согласился Волин, прикручивая к автомату Иванникова глушитель. В ночном городе бесшумный автомат самое эффективное оружие. — Зажигайте бикфордов шнур, мичман, уходим.
Когда диверсанты достигли утрамбованного грунта трассы, небо озарила яркая вспышка, в бесконечную черноту поднялся огненный шар. Вверх взвивались куски горной породы, бетона, вооружения, стальные балки перекрытий. Все грохотало, сверкало, взрывалось. Зрелище жуткое и одновременно завораживающее, как будто прощальный салют в память о погибшем бойце спецназа...
XIII
В последнее время уже ни для кого не было тайной, что бывший полигон стратегических межконтинентальных ракет Капустин Яр в Астраханской области молодое государство Россия стало быстрыми (насколько это было возможно) темпами переделывать в космодром вместо казахстанского Байконура.
Западные разведки по-прежнему следили за происходящим в том районе, но уже их интерес был не столь горяч. Сейчас запросто можно было выхлопотать официальное разрешение на посещение не то что какого-то недостроенного космодрома, а хоть на базу сверхсекретных «Тополей». Приезд в Капустин Яр полковника военно-строительных частей Брусинцова вряд ли привлек чье-то внимание, да и в том, что полковник отправился к месту расположения трубопроводного батальона, не было ничего странного, хотя во времена «холодной войны» западные аналитики наверняка обратили бы внимание, что этот батальон занимает территорию, на которой запросто могла бы разместиться мотострелковая дивизия. В недавнем прошлом на этом месте находилась подземная испытательная батарея стратегических ракет. Да и толком неизвестно, сколько же человек служит в этом самом трубопроводном батальоне. И машины в основном с территории выезжают почему-то крытые, и куда ездят? Да и в полковнике Брусинцове, на котором форма сидит как-то нескладно, дотошные шпионы старой формации узнали бы начальника армейского спецназа генерал-майора Талащицкого Владимира Ивановича. И задали бы характерные для их работы вопросы: «Почему и зачем». А получить ответы в нынешнее время не составило бы большого труда.
Но, слава богу, новые шпионы сильно отличались от старых, и сейчас их больше интересовали не военные секреты, а секреты политические (на них можно неплохо заработать, играя на бирже) или хотя бы промышленные (их можно продать, если на Западе нет еще аналогов). Сменив шпионскую доктрину, западные разведчики кое-что про-глядели-таки. А именно: на базе трубопроводного батальона размещалась особая интернациональная бригада «Фантом». Укомплектована она была начисто офицерским составом из бывших представителей армий Варшавского Договора и не только. Молодые офицеры спецназа, кто был завербован военной разведкой еще в годы Советского Союза, кто по убеждению после развала блока, были зачислены в эту бригаду. Здесь они готовились для оперативной деятельности в странах, к которым были адаптированы.
Командир бригады полковник Гамбаров, как и положено трубопроводчику, носил в петлицах «золотой» канализационный вентиль. Иногда пил с командирами других частей и слушал их насмешки по поводу своих солдат. Никому и невдомек было, что этот худой жилистый смуглый и уже немолодой полковник азербайджанец в Афганистане два года руководил отрядом «ложных моджахедов», который занимался ликвидацией лидеров оппозиции и их отрядов, да еще умудрялся получать помощь от резидентуры ЦРУ оружием и продовольствием. Отряд натворил много «добрых дел» и вышел из Афганистана через три месяца после Сороковой армии. Некоторые из «лжедушманов» отказались служить и осели со своими семьями в Подмосковье, другие, что помоложе, остались на службе. Именно эта группировка послужила костяком будущей особой интернациональной бригады. Потом в нее вошли группы чехословацких горнострелков, польских и венгерских парашютистов, болгарских и румынских мотострелков-разведчиков, особая группа из ГДР. Также были тут кубинцы, корейцы, ангольцы и сирийцы. Но эти группы были малочисленные. А бойцов из Латинской Америки — всего несколько человек. Когда этих людей стали присылать из разведотделов армий, группировок и групп, встал вопрос, где же их разместить. КГБ имел несколько лагерей необходимого профиля, один в Крыму и несколько в Московской области. Но с развалом СССР местное руководство приказало закрыть учебный центр в Крыму, а местное население поспешило растащить все, что плохо лежит. Лагеря в Подмосковье не были известны разве что разведке Чада или Гондураса, и то вряд ли. Тогда-то кто-то из светлых голов ГРУ вспомнил об испытательной подземной ракетной батарее. В ее недрах, где прорыты в толще земли десятки километров галерей, казематов, шахт, можно разместить спортзалы, стрельбища, даже полосы препятствий любой сложности.
Постоянная подготовка ракет, их испытания затруднят поиск спутникам-шпионам. А в скопище войск с разными погонами и эмблемами кто обратит внимание на каких-то трубопроводчиков.
Пока расчет специалистов оправдывался.
Полковника Брусинцова на КПП части встретил старший лейтенант Петрушин, командир комендантской роты, на плечах которой и держалась внешняя сторона этого макияжа. После доклада полковник с неудовольствием оглядел служебное помещение контрольно-пропускного пункта, буркнул что-то себе под нос и тут же потребовал проводить его к командиру части. Талащицкий и Гамбаров обнялись как старые друзья. Бывшие выпускники Благовещенского командного училища прошли крещение огнем в Египте, Анголе и, наконец, в Афганистане. Бывшие морпехи, они знали, почем фунт лиха.
— Аврал?
— Что-то вроде того.
— Но даже при спешке пренебрегать угощением не следует, — философски произнес Гамбаров.
Открыв дверь, крикнул в коридор:
— Давай, Сережа, заноси.
Вошел молодой ефрейтор, совсем мальчишка, уши торчком. Перед собой на вытянутых руках ефрейтор держал поднос. Пройдя через кабинет, он поставил поднос на обшарпанный письменный стол командира.
Талащицкий осмотрел угощение: большая пиала с зернистой черной икрой, балык осетровый, тонко нарезанные ломти кроваво-красной бастурмы, салями, свежие овощи. Главенствовала на этом пиршестве бутылка азербайджанского коньяка.
— Богато живешь, Тимур, —хмыкнул генерал.
— Так не все же время мои церберы сидят в подземелье, иногда и на волю их пускаем. Вот недавно приняли участие в операции по отлову браконьеров, оттуда и трофеи.
Да, Талащицкий знал об этом, сам подписывал рапорт полковника с просьбой разрешить участвовать бригаде в крупномасштабной операции МВД, направленной против осетровой мафии.
— А коньяк где взял? — поинтересовался Талащицкий. — Устроил налет со своими головорезами на суверенное государство Азербайджан?
— Коньяк из моих личных запасов, — почти обиженно буркнул полковник Г амбаров.
