— А, мать вашу, — раздался над головой Волина отборный русский мат в исполнении Ковалева, который тут же заглушил грохот пулемета.
Очередь сбила моджахедов, а перепуганный водитель рухнул лицом вниз и накрыл голову руками, из глубины заставы доносились встревоженные крики.
«Теперь остается шквал огня и натиск», — подумал капитан. Срываясь с места, боковым зрением он увидел Гогу, тот упер пулемет в крышу грузовика и «поливал» свинцом внутренний дворик блокпоста. В несколько прыжков Игорь достиг бруствера, ухватившись левой рукой за край, он подбросил свое тело наверх. Взобравшись на ограду, Волин увидел бегущих на него трех моджахедов, нажал на спусковой крючок, короткая автоматная очередь в упор резанула их. Взмахнув руками, «духи» рухнули. Соскочив с бруствера, капитан бросился к ближайшему бункеру, стреляя от живота, он «положил» еще двоих. Вот и бункер. Рванув зубами чеку, Волин левой рукой запустил в дверной проем рифленое тело «лимонки», сам отскочил в сторону и прижался к бетонной стене бункера. Внутри ухнуло с такой силой, что, казалось, земля разверзлась, из бункера потянуло сгоревшей взрывчаткой и горелым человеческим мясом. В прицеле автомата замаячила человеческая фигура, и снова капитан нажал на спуск. Бегущего переломило пополам и бросило. Перебежав простреливаемую зону, Волин оказался на территории артиллерийского каземата. Задрав жерла стволов вверх, здесь стояли две безоткатные гаубицы «Д-30», и возле каждой из них лежали штабеля снарядов и пороховых зарядов к ним. В каземате суетились одурманенные гашишем полдюжины афганцев, их действия напоминали зомби из фильмов ужасов. Волин вскинул автомат и выстрелил. Коротко грохнув, автомат замолчал, патроны кончились.
— А, черт, — выругался Игорь, отскакивая под прикрытие бруствера, в проходе зазвенел рикошет от десятка пуль.
Рука капитана скользнула к подсумку с гранатами. Но вовремя спохватился, от взрыва могли сдетонировать снаряды, и тогда не будет ни победителей, ни побежденных. Заменив в автомате магазин, Волин передернул затвор и кувырком вкатился в проем, распластавшись на земле, он дал длинную очередь, поведя автоматом слева направо. Снова кувырок, еще одна очередь. Еще прыжок, и капитан укрылся за стальным лафетом орудия. Заменив магазин, Игорь выбрался из укрытия.
Двор каземата был завален трупами.
Держа перед собой автомат, Волин направился к артиллерийскому блиндажу. Внутри горела тусклым пламенем коптилка, слабо освещая блиндаж. Вошедший со света капитан на несколько секунд ослеп (это непростительно для спецназовца), но угроза сейчас явно отсутствовала. В блиндаже стоял противный тяжелый запах человеческого пота, грязной одежды и приторно сладкий запах гашиша. На двухъярусных нарах лежало несколько человеческих фигур, у многих были открыты глаза, их остекленевшие взгляды были устремлены в потолок. Они не реагировали на происходящее. Здесь было тихо, как в морге, а на территории заставы вовсю грохотали автоматы. Мичман Лебедев перебежками двигался через двор блокпоста, огибая его с противоположной стороны от гаубичной батареи. В отличие от молодого капитана, старый волк спецназа бил короткими очередями, считая каждый выстрел. Несмотря на грузную комплекцию и приличный живот, рыжий мичман двигался легко, даже, можно сказать, грациозно. «Духи», в которых стрелял Лебедев, падали и больше не двигались. Он уже достиг середины двора, когда из черного зева амбразуры крайнего блиндажа хлестанул пулемет. Перед мичманом вспыхнула цепь пыльных фонтанчиков, он рухнул на землю и стал отползать в укрытие, которым оказался остов сгоревшего броневика, лежащего посреди двора. Стрелок все никак не мог достать Лебедева, перенося огонь то слишком далеко, то, наоборот, слишком близко. И когда, наконец, пулеметчику удалось взять мичмана «в вилку», тот совершил почти фантастическое. Одним мощным рывком бросил свое большое грузное тело, выполнив поистине леопардовый прыжок. Едва Лебедев рухнул за спасительной броней, как очередь «прошила» то место, где секунду назад лежал он. Пули забарабанили по броне, вокруг стоял грохот и звон, как будто кто-то молотил кувалдой по пустой бочке. Мичман, прижавшись всем телом к корпусу броневика, то и дело вжимал голову в плечи и инстинктивно закрывал глаза, при этом немилосердно ругаясь.
Лебедев достал из подсумка реактивную гранату, вставил ее в подствольный гранатомет. Уперев магазин автомата в плечо, мичман правой рукой обхватил рукоятку гранатомета, а левой снял с бритой головы плоскую, как блин, паншерку и тут же швырнул ее в сторону. Пулеметчик «купился» на эту уловку, огненный шквал ударил в сторону. И тут же Лебедев вскочил во весь рост, доля секунды на прицеливание, выстрел. В черноте амбразуры вспыхнул фосфорной вспышкой взрыв гранаты, пулемет смолк. А мичман, сплюнув себе под ноги, криво усмехнулся и сам себе сказал:
— Что, доигрался, хер, на скрипке?
Бой закончился, Лебедев для верности запустил в блиндаж еще одну гранату, гладкую яйцеобразную «РГ». Ухнул взрыв, и из амбразуры повалил сизый удушливый дым. Повесив на плечо автомат, рыжий детина направился к своей паншерке, его расчет оказался дважды правильным, первый пулеметчик перевел огонь на брошенную шапку, а так как нервничал, то попасть не смог. Паншерка оказалась целой.
— Здорово все получилось, Дед, — донесся до мичмана голос Ковалева. Гога держал перед собой автомат стволом в спину едва держащегося на ногах водителя грузовика.
— Ты глянь, живой, паскуда, — вырвалось удивленное восклицание у Лебедева, он медленно снял автомат и, опустив до нижнего упора предохранитель, направил ствол оружия на перепуганного афганца.
— Ты, Дед, смотри меня не зацепи, — вяло предупредил его Ковалев.
— Не сцы, Машка, я Дубровский, — ответил Лебедев, крепко прижимая приклад к плечу, но выстрелить не успел.
— Отставить, мичман, — со стороны артиллерийской батареи шел Волин.
— Он же, сука, нас подставил, — злобно прохрипел Лебедев.
— «Духи» Кадыра пришили из-за него, — он обиженно махнул рукой.
— Ковалев, — капитан обратился к Гоге, — обследуйте блокпост, все выясните, подсчитайте потери.
— Сделаем, — пообещал боец. Оставив пленного, он направился к ближайшему бункеру.
— Михал Михалыч, — обратился Волин к мичману, — Кадыров говорил, что вы понимаете местный язык и даже можете объясниться на нем.
— Есть малехо, — кивнул Лебедев, все еще тая обиду на капитана.
— Сможете допросить водителя? Меня интересует, что произошло.
— Попытаюсь, — сказал мичман и стал говорить на чужом клокочущем языке.
Говорил долго, тщательно подбирая каждое слово. Афганец кивал, а потом заговорил быстро, едва ли не глотая слова. Но мичман снова его переспрашивал, когда не мог объяснить, показывал руками.
— Что он говорит?
— Говорит, Кадыров, когда заснул, во сне заговорил по-русски, а он простой дехканин, который боится русских. Пять лет назад во время армейской операции погибла вся его семья, жена с детьми. Он лишь недавно смог снова жениться. И очень боялся русских.
