Бой в ущелье закончился, возле капитана стоял и Ковалев и Кадыров, оба забрызганные кровью. Ватник на животе лейтенанта был прожжен в двух местах, вокруг прогоревших отверстий виднелись черные следы порохового нагара.
— Ты ранен? — тяжело дыша, спросил Волин.
— Я? — удивился Кадыров. — А, это пришлось с одним «духом» поиграть, здоровый оказался, сволочь, пришлось стрелять из кармана бушлата.
Игорь все никак не мог восстановить дыхание, легкие горели от недостатка кислорода, ноги дрожали от напряжения, руки возбужденно тряслись.
Присев на вьюк с реактивными снарядами, он произнес:
— Что там с «духами»? Нельзя ни одного упустить, тогда самим хана.
— Все будет путем, командир, — опираясь на трофейный автомат, промурлыкал Ковалев.
Барханы пустыни Регистан остались позади, впереди лежали земли, поросшие чахлой растительностью, а дальше горы, горы и горы до самого Кабула.
Джеймс Фишер, хорошо помнивший этот маршрут, знал, что в предгорье их ждет оазис с вечнозелеными деревьями, родниковой водой и теплым маленьким озером, где можно будет искупаться и отдохнуть после пустынного перехода.
Американский резидент взглянул на своего спутника. Самир Баш ехал на своем скакуне точно так, как тогда, когда отряд покинул Пакистан. Лишь его одежда покрылась серым налетом пустынной пыли, он все так же был безмолвен, как и его люди. Кочевые наемники пересекли пустыню и теперь жили ожиданием приезда в столицу Афганистана. Их американский наниматель обещал в Кабуле им еще заплатить. Звон монеты — это единственное, что радовало по-настоящему душу кочевника.
— Скажи, Самир, — обратился к нему американец, — твой младший брат большим человеком стал у генерала Дустума, командует батальоном, а почему ты все кочуешь, как двадцать лет назад? Ты ведь тоже воевал против шурави и их приспешников, почему тебе надо кочевать? Ты достоин быть большим начальником, как Ахмад Шах Масуд или сам Дустум.
— Э, — как потревоженный ворон, вскрикнул Самир Баш и вскинул правую руку, растопырив пальцы, — мой брат Ахмед много учился: и в Кабуле, и в Москве, и в Тегеране. Он может писать, как мулла, и долго говорить без отдыха, как дервиш. Он бывал в разных странах и видел много людей. Ахмед большой человек у Дустума, у него большой отряд. Но завтра надоест он генералу, и его выгонят, как шелудивого пса. А я вольный, как пустынный ветер, и мне никто не смеет указывать. Все зло от знаний, кто много знает, тот еще большего хочет. Пророк учит мусульман терпению и воздержанию на этом свете. Но шайтан соблазняет правоверных на грех, предлагая им все новые и новые бесовские выдумки.
Слушая проповедь Самира, Фишер получал настоящее удовольствие: «Терпение и воздержание» — эту фразу кочевник понимал по-своему. В дни Рамазана, когда мусульманам надлежит весь день поститься, Самир покидал кочевничью стоянку, уезжал в Исламабад и, переодевшись в европейский костюм, селился в гостинице для иностранцев, где вместе с белокожими проститутками предавался «терпению и воздержанию». Кроме того, через свою агентуру резидент знал о пристрастии вожака кочевников к азартным играм. Западные наемники, зная об этом его недостатке, не раз пользовались карточным шулерством, чтобы проигравшийся Самир был вынужден участвовать в нападениях на конвои шурави.
Впереди показалась зеленая полоса оазиса. Самир пришпорил своего скакуна, Фишер ткнул каблуками под ребра своего. И уже через минуту весь отряд галопом несся в сторону оазиса. Зеленая стена стремительно приближалась, уже можно было разглядеть отдельные деревья, небольшое озерцо, в мутной воде которого разноцветным блеском отражается солнце. Сквозь зеленую стену зарослей в горы вела узкая грунтовая дорога, покрытая толстым слоем пыли, которую из пустыни гнал сюда ветер. Узкий проход в «зеленке» перекрыли два джипа, возле которых стояли полтора десятка вооруженных афганцев.
Джеймс Фишер еще издалека распознал солдат Раб-бани, эмблемы, нарисованные на дверцах машин, говорили, что они принадлежат ИОА. Рука резидента соскользнула с повода к седлу, где был приторочен самозарядный карабин «мини», но, вспомнив, что это проблема сейчас Самира и его людей, Джеймс снова крепко взялся за повод. От группы афганских солдат отделился один человек, в отличие от других, он не был вооружен автоматом, зато его грудь крест-накрест перетягивали ремни портупеи, а сапоги блестели как зеркало. Вышедший вперед повелительно поднял руку, жестом приказывая всадникам остановиться.
Постепенно лошади кочевников сбавили темп, перейдя на шаг, и остановились, громко фыркая. Сейчас Фишер смог внимательно рассмотреть стоящего впереди офицера. Плотно сбитая фигура в хорошо подогнанном мундире из дорогого шерстяного материала. Физиономия, выбритая до синевы, над верхней губой жесткая щетка черных усов. Глаза прикрывали большие солнцезащитные очки.
Самир Баш и Джеймс Фишер узнали его, несмотря на то, что виделись очень давно. Мансур Хектим, офицер госбезопасности Наджибуллы, был заклятым врагом Баша, много пленных кочевников нашли свою смерть в казематах афганской контрразведки. Да и на самого Самира дважды покушались агенты ХАД. Но Аллах милостив.
За Фишером тоже охотился Хектим, но тот обходил капканы полковника. Правда, однажды им довелось встретиться лицом к лицу. Резидент ЦРУ приехал в Кабул под видом швейцарского представителя Красного Креста, чтобы встретиться с представителями исламского подполья. Во время одной из облав Джеймс попался. Вот тогда и произошла его встреча с Хектимом. В тот раз Фишеру удалось доказать, что он не шпион, а теперь? О коварстве Хек-тима американец был наслышан. Когда власть Наджибуллы была не в состоянии себя защитить и доктор Наджиб подписал отречение за свободный вылет во Францию, полковник Хектим — ярый враг исламистов — встретился с представителями доктора Раббани и предложил свои услуги. А в качестве гарантии своей лояльности приказал своим людям перекрыть дорогу в аэропорт. И уже бывшему президенту Наджибулле пришлось укрыться в миссии ООН. После прихода к власти новый президент Афганистана Раббани сделал полковника Мансура Хектима советником по безопасности.
— Самир Баш, — громко заговорил полковник на языке пуштунов, — в Кабуле был недавно мятеж. Тебе и твоим людям, Самир, президент не разрешает появляться в столице и требует, чтобы ты вернулся обратно в Пакистан.
— Не тебе, собака, указывать мне, — произнес старший кочевник (слишком слабый заслон стоял на пути его отряда), — у тебя не хватит собак, чтобы напугать моих барсов.
— Не хватит? — усмехнулся полковник. Он не спеша снял с головы фуражку и погладил коротко остриженные, влажные от пота волосы.
В ту же секунду с ревом из «зеленки» выскочили два рыже-коричневых танка, за ними бежали несколько десятков солдат с оружием наперевес. С другой стороны через озерцо, поднимая брызги, неслись несколько БТРов, из пересохшего арыка торчали десятки автоматных и пулеметных стволов. На скалах, прикрывающих дорогу в горы, тоже появилось множество солдат Раббани. Наемники, ежась, смотрели на черные зевы танковых пушек, на стрелков, сидящих на башнях и сжимающих рукоятки крупнокалиберных пулеметов.
