— Да, наверное, я так и останусь лейтенантом, — без тени обиды говорил Игорю переводчик, — звания получают те, кто в штабах на глазах у начальства. А те, кто в окопах на передовой, а тем более в тылу противника, кому до них дело. В лучшем случае (если не убьют) к пенсии капитана дадут.
После развала Советского Союза родители звали Нурали в Ташкент, обещали найти хорошую должность. Но переводчик отказался, оставшись верным присяге. Вот уже больше года родители не пишут...
«С такой службой, как у нас, — подумал Волин, засыпая, —вряд ли доживешь до пенсии. Так что, Нурали, не видать тебе капитана...»
Ночью в горах воздух густой, насыщенный, как кисель. Любой звук, даже легкий шорох, слышен на сотни метров. В бескрайней темноте неба мерцало множество больших и малых звезд. Где-то далеко завыл шакал, его протяжный вой разнесся далеко по горам. Над «зеленкой» пролетела какая-то ночная птица, натужно размахивая крыльями.
В крепости уже давно наступило затишье, лишь часовые, подобно призракам, бродили по периметру лагеря, время от времени перекликаясь между собой.
Волин лежал в нескольких метрах от поста охраны боевиков. Чуть в стороне лежала туша Лебедева. Игорь посмотрел на часы, до назначенного срока оставалась минута, он поднял правую руку с указательным пальцем, давая Лебедеву время подготовиться. Все было по-прежнему тихо, но Игорь мог поклясться, что почувствовал, как напряглось крупное тело мичмана. Волин протянул руку к груди и, нащупав рукоятку своего ножа, отстегнул предохранительный клапан. Игорь приподнял голову, чтобы еще раз осмотреться.
Часовой, которого он наметил, стоял в десяти шагах от него. Это был крупный детина, широкоплечий, с длинными руками. Он опирался ими на ствол ручного пулемета Калашникова. При свете костра можно было разглядеть его лицо, крупный прямой нос, аккуратно подстриженную бороду, на голове берет. Второй часовой сидел на корточках перед костром и грел руки над огнем, его автомат лежал рядом на земле. Часовые увлеченно о чем-то беседовали, не глядя пo сторонам, лучше возможности даже не придумаешь, пора. Волин бесшумно поднялся и как бегун рванул с низкого старта. Прыжок на спину часового, коленями обхватил руки часового, левой рукой зажал ему рот, а правой полоснул лезвием по горлу. Бородатый гигант рванулся, пытаясь сбросить с себя груз смерти, но поздно. Из рассеченного горла с бульканьем хлынула кровь. В одно мгновение силы покинули часового, ноги его подогнулись, и он упал, как тряпичная кукла. Второй часовой увидел происходящее, ошалело выпучил глаза и потянулся к своему автомату. Но налетевший на него сзади Лебедев левой рукой прижал его лицо к земле, так что он не мог и звука произнести, а правой ткнул его под левую лопатку самодельным ножом-заточкой. Часовой дернулся и затих.
«Ну вот, вроде бы и прошел испытание смертью», — подумал Волин, укладывая труп гиганта на землю. Его правая рука была липкая от крови убитого им человека. К своему удивлению, Игорь не обнаружил в себе ни жалости, ни даже сожаления. Хотя и восторга он тоже не ощутил, впечатление было такое, как будто он выполнил работу не очень приятную, но очень необходимую...
Пола крайней палатки откинулась, и из нее вышел сонный таджик. На нем были камуфлированные штаны, самодельные сапоги с короткими голенищами и тельняшка. Лицо его заросло косматой черной бородой. Вышедший двигался прямо на них, зевая и почесывая всклокоченную бороду. Когда до поста оставалось не больше двадцати шагов, сонный таджик вдруг замер. Его глаза широко раскрылись, он в ужасе открыл рот, набирая побольше воздуха, чтобы закричать. Волин перехватил нож за лезвие. Но мокрое от крови лезвие скользило в руке, не давая сбалансировать его. Игорь с ужасом понял, что не успеет остановить боевика, тот сейчас закричит, а тогда...
— Туп, — глухой, едва слышимый звук раздался рядом с Волиным. Из шеи боевика вырвался фонтан крови, а сам он, подпрыгнув, рухнул на спину и забился в конвульсиях. Из темноты вышел Чечетов, он двумя руками сжимал автоматический пистолет Стечкина с накрученным на ствол глушителем. Приблизившись к Волину, майор шепнул:
— Все в порядке, — и тут же добавил, обращаясь к Лебедеву. — Михалыч, помоги человеку, а то он своими брыканиями поднимет всех на ноги.
Несмотря на возраст и вес, мичман Лебедев двигался подобно кошке, почти бесшумно и плавно. Приблизившись к раненому, он встал на одно колено и, надавив двумя руками, медленно ввел заточку между ребер боевика. Тот последний раз дернулся и вытянулся, Лебедев достал из груди убитого нож. Обтер его об тельняшку, сунул обратно в ножны, поднял вверх правую руку с выставленным вверх большим пальцем.
Первая фаза — снятие часовых — была окончена, с появлением спортсменов стало ясно, что и вторая тоже удачно завершилась — огневое прикрытие выставлено. Теперь необходимо было выполнить третью и основную фазу—захват штаба. Собравшимся вокруг спецназовцам Чечетов молча отдавал указания, показывая пальцами на людей, он указывал и на палатку, где тем предстоит «работать». Игорь с интересом наблюдал, как майор размахивает пальцами. У него это получалось, как у заправского дирижера. Диверсанты, получив задание, отходили парами, на первый взгляд могло показаться, что они безоружны, и, лишь присмотревшись внимательно, в сполохах костра можно было разглядеть стальной блеск смертельных спиц — шомполов. Когда все получили задание, у костра осталось четверо.
— Пошли, — тихо сказал Чечетов и первым двинулся, держа перед собой пистолет с глушителем.
За ним Кадыров с ножом в рукаве. Следующий Волин, он тоже привинтил к своему пистолету глушитель и сейчас держал его двумя руками стволом вниз. Прикрывал их Босяга, у младшего сержанта в каждой руке было по ножу. Метал он их виртуозно, из любого положения и с любой руки.
— Хоть в цирк отправляй, — говорил про него Чечетов.
Бесшумно пройдя мимо палаток, где сейчас началась кровавая баня, группа вышла к штабу. Полуразвалившееся строение, наполовину ушедшее в землю, представляло собой большую каменную арку с лестнице, ведущей в подземелье. Возле арки стояли двое часовых. В отличие от охраны периметра, эти стояли с оружием на груди и молча взирали в темноту лагеря. Чувствовалась дисциплина. Оба часовых стояли у освещенного входа в подземелье, и поэтому оба были как на ладони. От крайней палатки до входа в штаб было не больше двадцати метров.
— Ты левого, я правого, — шепнул Волину Чечетов.
Майор стал на правое колено, вытянув двумя руками пистолет, над ним стал Волин. Два выстрела прозвучали дуплетом бесшумно, — Туп, — дернулись ствольные коробки оружия, выбросив гильзы и встав в прежнее положение. Часовые рухнули одновременно, но по-разному. Правому пуля попала в сердце, и он, раскинув руки, рухнул на спину. Левому — попала в лоб и, отбросив его назад, запачкала кровью и мозгом стену, по которой часовой сполз вниз, оставляя кровавую полосу.
Путь был свободен. Майор протянул Босяге свой «стечкин»:
— Проверь, чтобы, под навесом никого не оказалось.
— Не надо, — отказался от пистолета младший сержант, — мне ножом сподручней.
