— Сэр, необходимо спуститься в подвал, здесь становится опасно.
— Да, да, — рассеянно закивал Д’Олэнторн, — давайте, господа, спустимся вниз.
Пригибаясь, разведчики начали спускаться по лестнице; с зажатым в правой руке «браунингом» последним шел капитан Вудхолл. На первом этаже, одетые в кевларовые шлемы, зажав штурмовые винтовки, в боевой готовности у окон стояли десантники. Они ожидали нападения на особняк. В подвале ярко горел электрический свет от дизель-генератора. Четверо гуркхов стояли у заведенных броневиков на случай эвакуации.
— Черт, здесь можно угореть, — выругался Вудхолл и жестом подозвал к себе плосколицего унтер-офицера: — Живо включи вентиляцию.
Унтер-офицер бегом бросился выполнять приказ, а капитан обратился к Д’Олэнторну и его гостям:
— Присаживайтесь, господа, а мне пора наверх.
Д’Олэнторн и Фишер присели на ступеньку броневика.
Рано Турхамадин стал немного поодаль от них. За все время этой бойни он не произнес ни слова. Опустив руку в карман пиджака, он снова включил передатчик и теперь уже в эфир послал два длинных сигнала. Операция «Контрольный выстрел» отменялась...
Танк Волина снова ухнул пушкой в сторону БТР. Врезавшийся снаряд разворотил тонкую противопульную броню, опрокинул набок броневик и поджег его. Минутная растерянность моджахедов сменилась дикой необузданной яростью. С неистовыми криками они открыли огонь из всего своего оружия по танкам. К щелчкам выстрелов добавились взрывы гранат, пока еще не причиняя вреда. Колышущаяся, живая, неистовая людская масса не давала гранатометчикам прицелиться. На небольшом «пятачке» два «Т-62» рывками двигались навстречу друг другу. Подобно двум носорогам.
— «Первый», — в волинских наушниках прозвучал голос Чечетова, — нельзя такую ораву тащить за собой на хвосте.
— Так что будем делать? — спросил капитан, прекрасно понимая, на что намекает командир, но субординация не позволяла высказаться первым.
— Покуражимся, — майор явно радовался представившейся возможности поквитаться с давними врагами.
— Покуражимся, — с мальчишеским восторгом поддержал майора Волин и крикнул: — Гога, вперед, дави «духов». Михалыч, причеши их из пулемета.
Проскочив мимо друг друга, танки врезались в людскую массу, вдавливая не успевших увернуться в булыжную мостовую, кромсая их траками. Убегающих настигали башенные пулеметы.
— Пошла жара, — в три глотки орали спецназовцы, опьяненные круговоротом боя и той необузданной мощью, которой они сейчас обладали.
Вся усталость и страхи последних дней, недель, месяцев, а может быть, и лет вырвались и нашли свое разрешение в единственном стремлении — бить, крушить, уничтожать. Ничто не сравнимо с ощущением боя, когда адреналин отключил природный инстинкт самосохранения и ты уже не человек, ты сверхчеловек, ты полубог...
В несколько секунд площадь была очищена, моджахеды отступили, укрывшись за баррикадами и руинами. Реактивная граната ударила в башню «Т-62», взрывом сорвало ящик с инструментом. От грохота у Волина заложило уши.
— Гога, тормози, — заорал капитан.
Ковалев рванул фрикционы, многотонная махина замерла, и тут же перед танком с ревом пронеслась комета еще одной реактивной гранаты. Мичман Лебедев развернул башню в сторону большой баррикады, выложенной из мешков с песком, ящиков из-под снарядов и бетонных перекрытий. Оттуда вели огонь сразу несколько гранатометчиков. Мичман надавил на электропуск. На баррикаду обрушился огненный смерч, танк рванулся вперед. Волин, вертя во все стороны триплексом, едва успевал отдавать указания. Ковалев выжимал из танкового двигателя все, что только возможно, заставляя его «танцевать» на этой сцене смерти. Лебедев, не отрываясь от прицела, стрелял, чередуя огонь пулемета и пушки. На противоположной стороне площади танк Чечетова протаранил еще один броневик душманов. От удара БТР опрокинулся, титано-магниевый панцирь броневика лопнул под тяжестью танка, который переехал через него. А затем, круто развернувшись, новым таранным ударом отбросил изуродованный кусок металла, отдаленно напоминающий раздавленного таракана. Шквал огня усилился с обеих сторон. Открыв башенный люк, Андрей Зиновьев выбрался наружу и повел огонь из зенитного «ДШК». Пунктир трассирующих пуль хлестнул по брусчатке, высекая брызги искр и каменной крошки и поражая свинцом тех, кто не успел укрыться.
Моджахеды постепенно принимали условия скоростного боя. Некоторые пытались вытащить из-под губительного огня раненых, другие вели огонь из-за баррикад, третьи перебежками пытались занять более удобные позиции, четвертые доставали из вьюков более мощное противотанковое оружие, чем ручные гранатометы.
Внутри танка было душно, как в жаровне, пот заливал глаза Волину. Капитан то и дело вытирал его грязным рукавом, пытаясь не упустить что-то из виду, не потерять картину боя. В очередной раз танк, проскочив площадь, врезался в баррикаду на полном ходу, разметал это нехитрое инженерное сооружение. Еще один крутой разворот — и бронированная махина на мгновение замирает, как будто готовится к новому прыжку через площадь. Проведя ладонью по мокрому от пота лицу, Игорь снова припал к триплексу. С каким-то неясным, необъяснимым чувством тревоги он неожиданно развернул обзорный экран влево.
Держа на плече ствол восьмидесятидвухмиллиметрового безоткатного орудия и сгибаясь под его тяжестью, к танку бежал грязный, окровавленный человек, одетый в рваные шаровары и лохмотья, которые были когда-то халатом.
Волин понял, что против этого самоубийцы они сейчас беззащитны. Ракета, оснащенная кумулятивным зарядом, прожжет как картон бортовую броню танка. Едва Лебедев начнет поворачивать башню в сторону душмана, тот выстрелит. Находясь на расстоянии пистолетного выстрела, трудно промахнуться в такую мишень, как профиль танка. Остается одно. Повернув замок на крышке люка, Игорь открыл его левой рукой и одновременно правой выхватил из кармана гладкий корпус «РГ», зубами выдернул чеку и тут же отпустил предохранительный рычаг. Раздался негромкий металлический щелчок взведенной гранаты. Несмотря на грохот боя, мичман услышал (или почувствовал) смертельный звук. Он был похож на шахтера, черный от порохового дыма, лишь глаза блестели и при виде взведенной гранаты дико расширились.
— Ты чего, командир? — вскрикнул мичман, но Волин уже размахнулся и швырнул гранату в бегущего моджахеда.
Черный комок взорвался, не долетая до земли, в метре от гранатометчика. Оранжевая вспышка отбросила назад израненного ободранного человека. Опрокинувшись на спину, афганец в предсмертном рывке все же успел нажать на спусковое устройство безоткатного орудия. Сноп огня, вырвавшийся из ствола, выплюнул черный цилиндр ракеты, которая врезалась в стену ограждения английской резиденции.
Но этого не видели ни моджахед, он умер, еще не коснувшись земли, ни капитан. Волин продолжал руководить боем, в очередной раз пересекая площадь.
Арена боя была завалена трупами, чадила дымом подбитая техника. Из дымовой завесы вырывались длинные языки танковых выстрелов, кометы реактивных гранат, розоватые строчки трассирующих очередей. В этой жуткой какофонии уничтожения не было слышно ни криков сражающихся, ни стонов раненых, их заглушал грохот выстрелов и рев танковых моторов.
