Свой круг общения у меня тоже давно сформировался, но для начала я решил осмотреться. И почти сразу же наткнулся на Гриню Распутина. Оный мужик скромно сидел в уголочке и благостно поглядывал на публику. Бороденка умаслена, волосенки на пробор расчесаны, скромная мятая ряса, сапожищи начищены, рожа благочестивая, только глазенки туда-сюда бегают. Досель я его еще не видел, но помнил по оригинальным фото, дошедшим до двадцать первого века, так что опознал сразу. И немедля сделал вывод – продувная рожа и прожженный мошенник.
А вот окружающая его великосветская публика, похоже, моего мнения не разделяла. Вокруг Гришки так и вился народ.
– Святой старец, благослови!
– Отче, напутствуй!
– Христосик!!!
– Святой отче, осени благодатью!
И Распутин ничтоже сумняшеся осенял с суровой рожей да поглядывал на окружающих с превосходством, как нищий на вошь.
Справедливости ради, поклонников старца от общего числа гостей было сравнительно немного, остальные Гришку равнодушно игнорировали, но и не собирались гнать его взашей. Какой-то паренек было принялся ему задавать каверзные вопросы, но того живо Гришкины поклонники шугнули, да так, что тот вообще сбежал от греха подальше.
А потом я вообще восхитился оным конокрадом. Хозяйка вечера предложила ему откушать чем бог послал: мол, чего голодным сидеть.
– Ржаного хлебца с солькой поднеси мне, матушка, тем и сыт буду… – скромно молвил Распутин с покаянной рожей. – Ибо человек жив малым, а большое – диаволов путь…
Публика вокруг него разом взвыла.
– Святой! Ах! Ох!
– И нам хлебца!
– И мы хотим причаститься!
А далее, дирижируя себе надгрызенной корочкой, Гришка толкнул проникновенную проповедь, чем вообще поверг поклонников в священный экстаз. Нес сплошную чушь, перемежая отрывки из Святого Писания жуткой косноязычной отсебятиной, но, черт побери, прямо лучился самобытностью.
«Артист! – весело подумал я. – Это ж надо, такой талантище… И ключевые слова выделять и повторять не забывает, с ритмом тоже все в порядке, прямо в лучших традициях ораторского искусства. Не исключено, что речь ему кто-то ставил. Феномен, ничего не скажешь, хотя в таком поклонении ему нет ничего удивительного. Все эти богатенькие пресыщенные аристократы так и тянутся к всякой пакости, ибо сами порочны по сути…»
– Экий шельмец! – Густым басом вслух восхитился кто-то рядом со мной.
– Еще какой, – машинально поддакнул я по-французски.
– Простите великодушно, но я как-то по-французски не очень, – простодушно ответил мне большой, основательный мужик лет пятидесяти или немного старше.
Дородный, могучий, с роскошными вислыми усами, с благородной сединой в кудрях, мордатый, он чем-то напоминал одного из запорожцев со знаменитой картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Крупный багровый нос довершал сходство. Приличный гражданский костюм на незнакомце сидел неловко, гораздо больше «запорожцу» подошли бы свитка, перепоясанная кушаком, сафьяновые сапоги с загнутыми носками да смушковая шапка с алым верхом. Мне он понравился своей простотой, основательностью, чуть хрипловатым густым басом и мужицкой хитринкой в глазах. До такой степени, что сразу захотелось пропустить с ним пару стопариков под наваристые щи и поговорить о жизни.
– Ради бога. – Я перешел на русский и с легким поклоном представился: – Александр де Лавардан, промышленник и банкир, в общем, негоциант.
Мужик удивленно вздернул бровь и тоже назвался:
– Гиляровский Владимир Алексеевич, писатель и журналист. Так это вас давеча пытались… того…
– Меня, меня… – Я скорбно покачал головой. – Только… того… мало каши ели.
И только после этого до меня дошло, с кем я разговоры веду. Ох, ничего себе! Да это же «дядя Гиляй». Гиляровский Владимир Алексеевич! Автор «Трущобных людей» и «Москвы и москвичей», которыми я в свое время зачитывался, журналист, репортер и писатель, летописец Москвы, так сказать, ее прямое олицетворение. Три тысячи чертей и распутных монашек! Вот честно, встреча с этим человеком мне гораздо дороже, чем встречи с десятком царей и всяких премьер-министров.
– Вы не француз, как писали… – слегка озадаченно заявил Гиляровский. – Не может иноземец так говорить по-нашему.
– Вот ничего от вас не скроешь, Владимир Алексеевич! – Я весело улыбнулся. – Но оставим пока мою национальность в стороне. Какими судьбами в Санкт-Петербурге? Как это вы решились оставить свою Москву?
– Вы меня знаете, месье де Лавардан? – удивился писатель.
– Знаю – не совсем верно, но наслышан. – Я протянул Гиляровскому руку. – Кто в Москве не знает того самого дядю Гиляя? И зовите меня просто Александр Христианович.
– Рад знакомству! – Писатель крепко пожал мою ладонь. – По делам прибыл, так сказать. А один знакомец затащил сюда. Но душно мне здесь… – пожаловался Гиляровский. – Не мой город.
Распутин тем временем продолжал витийствовать, и вокруг него собралось уже гораздо больше людей.
– Шельмец и прохвост, – прокомментировал Владимир Алексеевич. – Я такие типажи отлично знаю. Дать бы ему по сопатке, враз спесь слетит. Ишь, язва. Но эти… эти-то! Чем они лучше него? Не он тут главный мошенник, а они, ибо сами себя обманывают. Тьфу, срамота…
– Да пусть себе витийствует. – Я ухмыльнулся. – А знаете что, Владимир Алексеевич, вы пока побродите здесь, поскучайте, а потом я вас найду, пропустим по маленькой да поговорим всласть.
– С удовольствием, Александр Христианович, дождусь обязательно! – искренне пообещал Гиляровский. Чувствовалось, что я его чем-то заинтересовал.
Я недолго потусил среди гостей, имел еще несколько бесед, тщательно изучил расположение особняка, а потом опять принялся наблюдать за Распутиным. Что с ним делать, пока не решил. Сначала была мысль перевербовать Гришку – такой талантище мне и самому может пригодиться, но потом идея отпала. Я понял, что из этого ничего толкового не получится, так как шансов на верность со стороны Распутина нет никаких. Этот жучара всегда будет играть в свою игру. А тот факт, что он крутится вокруг государей, вообще чреват сильными осложнениями: одна удачная жалоба – и все, тогда можно сворачивать свой проект, меня незамедлительно турнут с треском из России.
Идея не вербовать, а просто качественно запугать, чтобы Распутин слинял куда подальше, тоже попала под сомнение, и все по той же причине. Пустить дело на самотек тоже не выйдет – Гриша не потерпит конкурента подле императорской семьи, а значит, Майя всегда будет находиться под угрозой. Этот варнак способен на любые гадости.
Таким образом, остался всего один старый добрый, никогда не подводивший меня вариант. Классика жанра: нет человека – нет проблемы. И я все больше и больше склонялся к нему и даже перед отбытием на званый вечер провел некоторые приготовления. Да, придется работать самому. Причина – банальная осторожность. Конечно, использовать Савинкова для этого дела было бы гораздо проще, но в таком случае я сам вкладываю в руки эсера солидный компромат на самого себя. Одно дело – устранять по моему приказанию деструктивный революционный элемент, и совсем другое – фактически друга царской семьи. Уверен, Савинков при случае обязательно использует такую информацию против меня. Ну не доверяю я ему полностью, хоть тресни.
