– Капрал Рошфор!!! Проверка документов! – Гастон отодвинул угодливо кланяющегося японца дубинкой в сторону и шагнул в дом. – Всем предоставить документы, немедленно! Всем в коридор, живо, живо…
Никаких заминок не возникло, циркачи дисциплинированно выстроились у стены. Последним из комнаты вышел худощавый высокий парень, очень похожий на европейца. Смазливый, с длинными волосами, собранными в гульку на затылке.
– В чем проблемы, месье капрал? – Японец протянул Гастону пачку документов. – Мы что-то нарушили? Меня зовут Хайку Мацуи, я руковожу труппой.
Говорил он на французском очень чисто и абсолютно спокойно, без тени волнения в голосе.
– Проверка документов… – сварливо буркнул Лелюш, забрав паспорта. – Встаньте к стене…
Парень нехотя повиновался.
В домик ввалились остальные бойцы и сразу же взяли на прицел японцев.
– Вы все арестованы. Встаньте лицом к стене, руки за спину. Живо…
– Мы будем жаловаться японскому консулу!.. – злобно зашипел Хайку Мацуи, оглядываясь назад. – Это произвол…
И в этот момент мы с ним встретились взглядами.
У меня немедленно всплыла в памяти миловидная дама с зонтиком, проходящая мимо, когда я садился в машину в день покушения. Черт… да это же он…
Японец тоже меня узнал. Из рукава кимоно в руку выскользнул узкий стилет, но залитая свинцом деревянная дубинка уже взмыла в воздух и с глухим стуком клюнула азиата в висок.
– Бей!
Никого уговаривать не пришлось, заработали дубинки, а когда глухие стуки и болезненные вскрики затихли, на полу застыло восемь неподвижных окровавленных тел.
Люк злобно матерился, зажимая ладонью лицо.
– Что с тобой?
– Дерьмо… – Дюбо убрал руку, показывая кровоточащую рваную рану на скуле. – Эта… – Он пнул тело одной из японок. – Что-то из волос вытащила…
– Этим? – Я присел и поднял с пола трехгранную заколку с замысловатым наконечником. – Сам виноват. Но можешь трахнуть ее по-быстрому, пока еще живая.
– Пусть эту паршивую тварь крысы трахают… – Люк пренебрежительно фыркнул.
– Товар отличный, зря. Но как хочешь. – Я пожал плечами. – Тащите канистры, косоглазым связать руки и ноги. И закидайте их хламом.
– Может, добить? – быстро поинтересовался Лелюш, но после моего взгляда сам зашипел на бойцов: – Шевелитесь, придурки, живо, живо…
В нос ударил едкий смрад, помещение быстро залили бензином, а двери подперли снаружи.
– В сторону… – Я протянул Гастону палку с намотанной на конце паклей.
Лелюш быстро чиркнул спичкой, пакля мгновенно вспыхнула бесцветным пламенем.
Я сжал зубы, закинул палку в форточку. Со звоном посыпались стекла, из окон выплеснулись длинные чадные языки огня. В воздух рванул пронзительный нечеловеческий визг.
Но я уже ничего не видел и не слышал, потому что перед глазами стояла обугленная маленькая фигурка бабушки Неонилы, застывшая, словно в пантомиме, среди сгоревшего овинника. И страшное синее лицо повесившейся Насти… Исказившееся в немом крике лицо распятого дяди Яцека… Пустые глазницы заживо освежеванной тети Стаси…
И лица тысяч невинных людей, убитых японцами на Сахалине…
– Кэп…
Я очнулся и посмотрел на Лелюша.
– Кэп, вы в порядке?
– Да. Расходимся. Форму уничтожьте. Я – по собственному плану. Завтра загляни к Шарлю, заберешь премию. До конца недели свободны.
И не оглядываясь пошел по улице. Ночь еще не закончилась…
Через час я уже был возле отеля «Гранд Палас Люкс». Рядом с входом, оформленным в роскошном стиле помпадур, скучали швейцары и лакеи в красных курточках. Я немного поглазел на них со стороны и прогулялся к другому концу площади, шмыгнул во двор жилого дома, огляделся и принялся взбираться по пожарной лестнице на крышу. А спустя несколько минут через открытое окошко влез в чердачное помещение.
– Жили у бабуси два веселых гуся… – пропел я себе под нос, осмотрелся и выудил из-за ящика завернутую в тряпку винтовку.
Развернул ее и принялся навинчивать на ствол черный цилиндр глушителя.
Сам ничего не изобретал ввиду очень скромных познаний в этом деле. Все уже изобретено до нас. Патентованный винтовочный глушитель системы Максима. Но не того знаменитого дядюшки Хайрема, а его сына – Хайрема Перси. Вполне современного вида, прост как топор и, главное, работает. Винтовка – винчестер армейской модели тысяча восемьсот восемьдесят пятого года под патрон 30–40 Krag. Прицельные – механические, оптика мне даром не нужна на таком расстоянии. Тут всего-то сто пятьдесят метров.
Собрав оружие, втолкнул в казенник обойму и поставил винтовку рядом. Теперь – только ждать. Изначально я задумывал более эффектную акцию, но ввиду ограниченности времени придется обойтись упрощенным вариантом. В любом случае итог будет один. Хотя жалко… смерть от пули в лоб и на колу, к примеру, – несколько разные вещи.
После художеств на Сахалине я даже начал опасаться, что стал маньяком. В Средневековье всякое случалось, но, как ни крути, крайней жестокостью, особенно по сравнению с некоторыми персонажами того времени, я не отличался. А на острове как с катушек слетел. Но потом нашел этому объяснение. Все банально, я просто перестал видеть в японцах людей. Они заслужили такого штабс-ротмистра Любича. И прошедшее время никак не изменило меня. Я дико ненавижу эту нацию. Да, знаю, я не прав, но ничего с собой сделать не могу. И не хочу.
Время пролетело незаметно, я словно впал в летаргию. Но очнулся точно в нужное время. На входе в отель засуетилась обслуга. Подтянулось несколько полицейских и военных, подогнали три машины.
Затвор с лязгом вогнал патрон в патронник.
Швейцар распахнул дверь, и из отеля вышло несколько японцев в военной парадной форме, в попугайских треуголках, с аксельбантами и саблями.
Палец выбрал свободный ход спускового крючка. Винтовка несильно дернулась, а уже через мгновение маленький сухенький старичок, раскинув руки в стороны, опрокинулся навзничь.
Лязг затвора, короткий свистящий треск – второй японец схватился за бок, споткнулся и кубарем покатился по лестнице.
Я улыбнулся сам себе, подхватил винтовку, выбрался на улицу, выбросил оружие в открытый канализационный люк, закурил и неспешно побрел прочь.
К обеду я уже был дома.
– Как?
– Спит… – шепотом ответила Мадина. – Хорошо поработал?
– Отлично! – Я улыбнулся, чмокнул падчерицу в щеку и ушел к себе.
Плеснул в стакан арманьяка, посмотрелся в зеркало, после чего неожиданно исполнил несколько коленец камаринского. Вприсядку, с притопом и веселым гиканьем.
– Саша?
От неожиданности я даже выронил бокал.
