– Все, мне пора. – Я отодвинулась от стола. – Работы непочатый край, коромот не валялся…
– Хтось?!
– Нихтось! Ни коромот, ни бегераф – ни одна скотина, в общем. Мне надо было статью сегодня закончить, а я ни строчки не написала.
– Для газеты? – Тон тетки Веры стал почтительным.
Газеты она по старой памяти уважает. Они здесь, в деревне, по-прежнему нужны и важны – если не используются для чтения, то идут на растопку и подтирку. Вот, кстати, именно в деревне даже самая бестолковая газетная публикация имеет наивысшие шансы быть прочитанной! Правда, не обязательно целиком. На месте верстальщиков я бы учитывала этот нюанс и размещала материалы так, чтобы при разрезании страниц на удобные для использования в сортире бумажки текст сохранялся максимально полно…
– Для нее, – подтвердила я, не вдаваясь в объяснения. – Спасибо большое за вкусный ужин, пошла я…
– А котлетку, котлетку-то возьми! – опомнилась и засуетилась тетка. – Шурупику-то! Небось кормишь несчастного котика одной ерундой из пакетиков…
– Эта его «ерунда» по цене как шашлык! – обиделась я.
– Что ж ты сама не ешь ее вместо шашлыка, а? На, отнеси котику. – Тетка Вера вручила мне какую-то винтажную посудину – не то судочек, не то котелок с крышкой.
Судя по весу, там не то что котику – тигрику хватило бы. В другую руку тетка сунула мне сетку с банками.
Я сердечно, но коротко поблагодарила заботливую родственницу и пошла к себе, предвкушая, как мы с Шуруппаком сейчас устроимся на веранде – я в качалке, он у меня на коленях, в животе у него котлета, у меня в руке бокал…
Бокал же, ё-моё! Надо срочно добыть его из цветочных джунглей, а то весь мой налаженный церемониал ломается напрочь.
Решено: как только соседи лягут спать, возьму фонарик и обшарю их клумбу. Ждать недолго, деревенские ложатся с курами, чуть стемнеет – и на бочок. А сумерки уже основательно сгустились, я даже не сразу разглядела темную массу у своих ворот. Ой, кто это тут у нас такой большой?
Внутренний голос с готовностью заблажил про коромотов с бегерафами, не к ночи будь помянуты, и я ощутила всплеск тоски по отсутствующей швабре. С ней как-то спокойнее гулять по сельской местности.
Наверняка тот, кто придумал, что лучшие друзья девушек – бриллианты, имел в виду горожанок. Лучшая подруга селянки – крепкая дубинка!
– Ляська, ты? Ну, наконец-то, – донеслось от чего-то большого и темного, при ближайшем рассмотрении оказавшегося знакомой мне «девяткой». – Чуть не уснул, тебя дожидаясь!
Из машины, зевая, вылез Митяй-участковый.
– А зачем дожидался? Шел бы домой, за стол, там котлеты…
– Нет, нам лучше здесь… Открывай уже. – Митяй вкатился на крыльцо и подергал дверь.
Я послушно открыла:
– Ну, заходи, гостем будешь.
– О, вкусно пахнет! – оживился Митяй.
– Это варенье. – Я прошла в кухню, зажгла свет, поставила на стул банки, на стол – котелок и заглянула под крышку. – Котлеты будешь?
– Мамкины? – Митяй потер ладони и сел за стол. – А давай!
– Ма! – возмутился Шуруппак.
– Тут на всех хватит, – успокоила я его и быстро сервировала ужин на две персоны.
Митяй и Шура ели молча, одинаково урча от удовольствия. Вот это я понимаю, правильное поведение за столом! Хотя кот, конечно, трапезничал на полу, но это не принципиально. Важно, что никто не заводил разговоров, отвлекающих от еды и мешающих пищеварению. Про ЗАГС, например, и тому подобное.
Только после чая со свежим, горячим еще вареньем Митяй откинулся на стуле, вытер руки полотенчиком, сложил их на животе и перешел к цели своего визита:
– Теперь о деле. У тебя ничего не пропало?
– Кроме веры в наше светлое будущее и победу коммунистического труда?
– Ты не хохми мне, я сейчас при исполнении, – построжал участковый. – Серьезно спрашиваю, ничего не пропало? А то ходят тут всякие…
Я вспомнила, что убегал Митяй по звонку Семена, у которого было к участковому что-то срочное, и сделала вывод:
– У Буряковых что-то пропало?
– Не что-то, – участковый вздохнул, – а очень редкая и ценная вещь. Шишак!
– Что?! Я даже слова такого не знаю. Ты уверен, что ценность называется именно так?
– А то, конечно, уверен! Семен в заявлении так и написал: шишак торопецкий.
– Я не могу себе это представить, – призналась я.
Вот хоть режьте меня, а «шишак торопецкий» звучало почти непристойно.
– Стыдно, Ляся, стыдно, – с явным удовольствием укорил меня Митяй. – Культурная вроде женщина, в городе жила, в музеи ходила… А про торопецкий шишак не знаешь! Позор тебе, что я еще могу сказать.
– Ты можешь сказать, что такое этот торопецкий шишак, – посоветовала я, начиная сердито сопеть и постукивать крышечкой по котелку.
Хорошая крышечка, звучная, увесистая, и в руке так удобно лежит! Может, не возвращать ее тетке Вере, а отнести в свою личную оружейную? Швабра мне как меч, крышка щитом будет…
– Ты этой штукой не лязгай, я не пугливый, – насупился участковый. – Гляди-ка, взяла моду утварью воевать, амазонка кухонная! Признай уже пробел в своем образовании, и я его заполню, так и быть.
– Заполняй, – разрешила я и сделала жест добой воли – отодвинула котелок.
Митяй поерзал, устраиваясь поудобнее, размял пальцы – приготовился жестикулировать – и начал напевно:
– Шишак, Люся, это такой старинный головной убор. – Руки лектора взлетели крыльями, а пальцы зашевелились, рисуя в воздухе у лба множественные выступы.
– Мужской? – уточнила я, резонно предположив, что Митяй показывает рога.
– С ума сошла? Женский, конечно! Вот такой! – Он нарисовал пальцем крутую дугу. – Из целой кучи жемчуга.
– А-а-а, кокошник! – сообразила я.
– На кокушки, в смысле яйца, очень похоже, – согласился Митяй. – Или на шишки сосновые, только из жемчуга сделанные. Поэтому, собственно, и шишак.
– А почему, собственно, торопецкий? В спешке сделан был, торопливо?
– Ду-у-ра, – ласково протянул Митяй и потянулся постучать меня кулаком по лбу.
– Но-но. – Я снова взяла крышку и пригрозила: – Не обзывайся, а то будут тебе сейчас шишаки в ассортименте!
– Ляся, Торопец – это город такой! В Тверской области! Торопецкий шишак – это старинный головной убор тамошних девок. А Евдокия Бурякова, соседка твоя, как раз оттудова родом, и этот самый торопецкий шишак, из жемчугов сварганенный, еще ейной бабке принадлежал. Как только сохранился, ума не приложу…
– Так не сохранился же, ты говоришь, пропал он?
– Это только сейчас! Вот прям нынче, – вздохнул Митяй. – Семен говорит, вчера еще на месте был ларец, а сегодня уже нет его.
